Сокровища глубин - Сокровища глубин (1883)

Дач часто допоздна оставался в конторе, после того, как Расп, ворча, уходил, поправив в последний раз огонь, который потом скоро погасал. И в такое время, в полутемноте, Дач спрашивал себя, что он должен делать? Оставить ли ему свой дом навсегда? Отказаться ли ему от жены и ждать, пока, может быть, настанет то время, когда она придет просить у него прощения за тот вред, который нанесла ему.

– Нет! – восклицал он. – Я не хочу думать о ней дурно. Она ослеплена этим учтивым негодяем, я груб в сравнении с ним.

Не прекратить ли ему все прямо сейчас?

Нет, он чувствовал, что не может этого сделать, потому что основывался только на своих жестоких подозрениях, воображая иногда, что скоро Эстера убежит с этим человеком и внесет несчастие в его дом.

Несчастие? Разве он уже не довольно несчастен. Эстера была печальна, Дач говорил мало, кубинец избегал его.

Долго Дач предавался надежде, что, может быть, он обманывается. Но однажды вечером, войдя в гостиную, он увидел, что Эстера вздрогнула, сконфузилась и вышла из комнаты, а кубинец отвернулся и отошел к окну.

С этого часа каждую свободную минуту Дач посвящал наблюдению, потому что его подозрения теперь усилились.

Это продолжалось несколько дней. Вдруг Лоре начал выказывать большое нетерпение к отъезду, хотя Дач почти готов был думать, что он отказывается от экспедиции, а вместо того собирается бежать с его женой.

Но едва Дач начинал успокаиваться, как какая-нибудь безделица наводила его на прежние мысли, потому что в голове его теперь был настоящий хаос разных безумных фантазий, и малейшая безделица раздувала его ревность.

С Эстерой он говорить не хотел. Он не выбрал прямой способ разъяснить свои подозрения, но молча углублялся в свою тоску и дошел наконец до того, что однажды вечером караулил свой собственный дом, в полной уверенности, что жена его притворилась нездоровой утром перед его отъездом в контору, потому что наступило время для нее сделать роковой шаг.

– Но я это остановлю, – бормотал себе Дач, и с сильным биением сердца вошел, как вор, в свой собственный сад.

Не успел он дойти до лужка, как услышал стук колес и, спрятавшись за лавровые кусты, стал прислушиваться. Как он и ожидал, экипаж остановился у калитки; вышел человек в плаще, торопливо пошел по дорожке, тихо постучал в дверь, и его тотчас впустили.

Дач колебался, что ему делать. Войти ли вслед за этим человеком? Нет, он решил, что останется тут и подождет, пока они выйдут. Экипаж ждал.

Как будто насмешливый дьявол прошипел ему в ухо:

– Она в своей спальне и готовится к побегу.

По мягкой траве подошел он к окну, в которое виднелся огонь, и там…

Вся кровь прилила к его мозгу, он застонал и зашатался, потому что ясно увидал Эстеру с распущенными волосами, лежавшую на руках мужчины, который не то вел, не то нес ее к дверям. Их тени отражались на шторах.

Со стоном ярости и горести Дач вбежал в дом, но зашатался и тяжело упал; ему показалось, что ему нанесли сильный удар, и он лежал некоторое время, не сознавая, что происходит вокруг.

Наконец, он опомнился и постарался понять, что произошло. Почему он лежит на мокрой траве и чувствует такую смертельную слабость.

Потом все мысли разом нахлынули на него, он вскочил и увидел, что в спальне еще есть огонь, но теней уже не было.

С криком ужаса бросился он к калитке, но экипаж исчез. Дач прислушался… Да, стук колес замирал вдали, он хотел было броситься в погоню, но его остановили торопливые шаги, кубинец прошел мимо него, тихо подкрался к дому, на цыпочках приблизился к окну столовой, и тут Дач схватил его за плечо.

– А, – сказал кубинец, смеясь, – наш благородный англичанин подсматривает. Неужели ревнивец дрожит, что я украду его жену?

– Собака! – зашипел Дач, схватив его за горло. – Что ты делаешь здесь?