Двор Карла IV. Сарагоса - Бенито Перес Гальдос (1893)

Я обещал быть аккуратным и простился с нею. Она протянула мне руку для поцелуя; прикоснувшись губами к тонкой белой коже, я почувствовал, что меня точно пронзила электрическая искра. Ни ее взгляды, ни ее слова не напоминали мне, что она госпожа, а я слуга; она держала себя так, как будто мы были одного с нею общества.

Я вышел на улицу. С кем было мне поделиться моей радостью? Тут я вспомнил, что Инезилья живет в этом же доме, и торопливо поднялся по лестнице. Инезилью я нашел очень грустной; ее мать, донья Хуана, прихварывавшая эти дни, совсем занемогла.

– Инес! Инезилья! – воскликнул я, застав ее одну в комнате. – Мне надо поговорить с тобой. Знаешь, я уезжаю!

– Куда? – с живостью спросила она меня.

– Во дворец, ко двору, делать карьеру! А теперь ты не будешь смеяться надо мною, теперь ты видишь, что это правда.

– Что правда?

– Что счастье улыбнулось мне. Помнишь, о чем мы говорили с тобой на днях? Я тебе говорил, что будет так, а ты не хотела мне верить, помнишь?

– Да что такое? Скажи толком!

– Я говорил тебе, что одна личность возвысилась, потому что высокопоставленная особа захотела ей оказать протекцию, ну, вот почти то же самое случилось и со мной.

– Ну, теперь я понимаю; предупреди, пожалуйста, когда ты взлетишь наверх. Завтра же, вероятно, мы увидим тебя генералом или, по крайней мере, министром.

– Напрасно ты шутишь. Завтра этого, конечно, не случится, но со временем – кто знает?..

Инезилья засмеялась, а я смутился.

– Да пойми, дурочка, – с напускной серьезностью произнес я, – что ведь тот был простым гвардейским офицером, и в одно прекрасное утро он…

– А, вот оно что! – воскликнула Инезилья с еще более жестокой насмешкой. – Как вы стали скрытны, сеньор дон Габриэль! Можно узнать имя той сеньоры, которая влюбилась в вас?

– Пока еще никто не влюбился, но видишь ли… я молод, и у каждого свой вкус… и я встретил сеньору, которой я понравился.

Инезилья все смеялась, но я заметил, что при моих последних словах смех ее звучал неискренне, она, очевидно, старалась быть веселой. Скоро она перестала смеяться, сделалась очень серьезна и сказала любезным тоном:

– Прекрасно, ваша светлость, теперь мы будем знать, как держать себя с вами.

– Тут нечего сердиться, – сказал я, – если нашлась особа, которая желает мне покровительствовать, то не буду же я отворачиваться от нее. Если б ты знала ее, Инезилья! Если б ты видела эту сеньору!.. Все, что я тебе говорю, не может передать ее прелести и очарования!

– И эта сеньора влюбилась в тебя?

– Поди ты со своей любовью! Совсем нет; я просто поступаю к ней в услужение. Конечно, со временем, кто знает… Если б ты видела, как она со мной обращается… Совсем как с равным… И так интересуется мною… Она очень богата и живет в большом доме, похожем на дворец, недалеко отсюда, и держит много слуг, и на шее у нее медальон, а на нем бриллианты величиною с яйцо… И когда она глядит на тебя, то можно забыть все на свете… А как она красива! При дворе она так же могущественна, как сам король, и ее зовут…

Тут я вдруг вспомнил, что Амаранта велела мне никому не рассказывать о моем свидании с ней, и замолчал.

– Прекрасно, – сказала Инезилья. – Я по всему вижу, что ты скоро будешь ходить в блестящем, расшитом золотом мундире, будешь свысока разговаривать с людьми и будешь иметь удовольствие слышать, что тебя называют грандом и гордецом.

– Вот что значит не понимать ничего! – сказал я ей не без раздражения. – С чего ты взяла, что все знаменитые люди гранды и гордецы? Нет-с, между ними есть очень хорошие. Представь себе, что я сделаюсь, например… Не смейся, пожалуйста, мы все дети Адама, и Наполеон Бонапарт сотворен так же по образу и подобию Божию, как и я. Представь себе, например… не смейся, если ты будешь смеяться, я замолчу…