Сыскарь чародейского приказа - Коростышевская Татьяна Георгиевна (2017)

Крестовский опустился на пуфик, глядя прямо перед собой, потянул руку к пуховке. Нет. Гребень. Тоже не то!

Длинные пальцы перебирали безделушки, сваленные на полированной подставке. Зеркальце – грошовая вещица: латунная оправа в виде крошечных паучков, дешевое напыление, уже пошедшее трещинами.

– Что-то обнаружили, Семен Аристархович? – Петухову было скучно, его деятельная натура требовала немедленной поимки и наказания преступника.

Крестовский поднялся:

– Судя по степени разложения тела, пострадавшая была убита в результате введения под кожу яда, по действию похожего на паучий. Может, медицинское дознание скажет нам больше. Но одно скажу точно: здесь был маг – чародей высочайшего класса, каких в нашем городе, да и во всей империи, по пальцам пересчитать можно. Вашим орлам я бы рекомендовал опросить соседей и работников, дабы выяснить личность всех господ, с которыми убитая здесь встречалась, и узнать, не было ли среди них чародеев.

– А вы? Батенька, вы же понимаете, щелкоперы со всех сторон обступят. Такая сенсация! Завтра же во всех газетах будет.

– Мы со своей стороны будем добывать информацию о ядах, способных менее чем за сутки почти полностью разложить человеческое тело, а также предоставим разбойному приказу все данные о чародеях высочайшего уровня, находящихся сейчас в столице, – твердо проговорил Крестовский. – Время в любом случае уже потеряно, по горячим следам сделать ничего не удастся.

– А ваши-то добры молодцы когда подтянутся?

– С серпеня первого числа весь чародейский приказ будет в вашем, ваше высокопревосходительство, полном распоряжении.

И статский советник Семен Аристархович Крестовский, откланявшись, покинул место преступления.

Петухов покачал головой: «Наглый мальчишка! Ужо попадись он мне годика два назад, да в гарнизоне, я б на нем живого места не оставил!»

– Толоконников! Проследи, чтоб все твои писульки до чардеев дошли.

– Так точно, ваше высокопревосходительство! – усердно проорал сыскарь, щелкнув под столом каблуками, и вернулся к допросу.

Комната пахнет жасмином и грехом. Тонкие-тонкие шторы колышутся от едва заметного сквозняка. На столе сверкает хрусталь, горят свечи, томятся серые раковины устриц на истаивающих ледяных подушках, вино дышит в открытой бутыли.

Ночь, женщина, шелк, предвкушение. Самой женщины мне не видно, я как будто нахожусь внутри ее, смотрю ее глазами. Мне видны изящные обнаженные руки, поправляющие кружево пеньюара, я ощущаю приятную ткань, томление, разливающееся внизу живота. Часы на каминной полке тикают. Два или три часа? Мне не видно. Раздается звук ксилофона или ветряных колокольчиков. Приятная механическая мелодия, но отчего-то она повергает меня в ужас. Женщина оборачивается к двери. Ее руки дрожат, покрытые мурашками. Она не боится, она возбуждена:

– Ну наконец-то!

Я не вижу посетителя. Так бывает во сне – только какой-то силуэт в дверном проеме. Женщина моргает, дрожит, ждет. Силуэт приближается, женщина раскидывает руки для объятий… В следующий момент она кричит от невероятной боли, от разочарования. Муха в паутине. Хелицеры, паучьи жвала, с хрустом входят в нежную плоть. Вспышка. Крик. Темнота.

Вагон тряхнуло; я проснулась, стукнувшись правым виском об оконное стекло. Газетные листы зашелестели, слетая с коленей на пол. Жирный заголовок «Пауки-убийцы на тропе войны» оказался как раз сверху. Перфектно! Угораздило же меня заснуть в такое неподходящее время! Я же клялась себе только ночью спать, чтоб получить все возможные впечатления от первого в своей жизни путешествия! Сколько времени потеряно! Я взглянула на приколотые у корсажа часики. Два часа! Еще и слюни, наверное, во сне пускала…