Перстень царицы Савской (сборник) - Генри Райдер Хаггард (1896, 1910)

– Слушайте, друзья, – начал я, – единственная возможность уцелеть – это остаться здесь, потому что, если мы тронемся с места, нас немедленно засыплет заживо. Смотрите, вот сравнительно твердый участок, где мы должны улечься. – Я указал на гребень холма, который образовался из слежавшегося песка. – Живо ложитесь, – скомандовал я, – и накроемся львиной шкурой. Авось она не даст песку задушить нас. Торопитесь! Пора!

Не успел я закончить фразу, как, грохоча и ревя, вплотную приблизилась буря. Едва мы успели устроиться, подставив ветру спины и спрятав под львиной шкурой рты и носы, точно так же, как при подобных обстоятельствах поступают с верблюдами, налетел шквал, принеся с собой полный мрак.

Много часов пролежали мы в неудобных позах, не в состоянии ни выглянуть, ни сказать друг другу хотя бы слово. Кругом стоял несмолкаемый грохот. Лишь время от времени мы приподнимались на локтях и коленях, чтобы стряхнуть со шкуры навалившийся на нее песок, тяжело давивший на наши спины, – иначе он заживо похоронил бы нас. Затаившись под вонючей шкурой, мы маялись от жары и жажды, не имея возможности достать флягу и сделать по глотку воды. Но самые сильные страдания причинял проникавший сквозь нашу легкую одежду песок, до крови натиравший тело. Хиггс бредил и, не переставая, что-то бормотал себе под нос.

Однако физический дискомфорт сослужил нам хорошую службу, ведь иначе мы, устав и измучившись, заснули бы так, что никогда больше не проснулись. Но это я теперь способен рассуждать здраво, а тогда нам казалось, что мы не вынесем испытаний и погибнем. Позднее Оливер признался мне: последней мыслью, промелькнувшей в его голове, перед тем как он впал в беспамятство, была та, что он сильно разбогател, продав китайцам секрет изобретенной им новой пытки песком, который сыплют на жертву под сильным давлением воздуха.

Немного погодя мы потеряли счет времени и лишь гораздо позже узнали, что буря продолжалась почти двадцать часов. К концу ее мы все трое, по всей вероятности, находились в полубреду. Тем не менее, я помню ужасающий вой и стоны песка и ветра. Словно воочию, я увидел перед собой лицо Родрика – любимого, давно утраченного мною сына, ради которого я и терпел все эти муки. Следующим видением стало то, что меня пытают дикари, прижигая мне ноги раскаленным железом или направляя на них через лупу сноп солнечных лучей. Со страшным усилием я разлепил веки и увидел, что буря пронеслась, а безжалостное солнце печет мою покрытую ссадинами кожу. Я протер залепленные грязью глаза, посмотрел вниз и заметил два бугра, из которых торчали две пары ног, некогда белых. Вдруг одна пара более длинных ног задвигалась, песок заколыхался, и Оливер Орм поднялся из кучи песка, произнося какие-то непонятные слова. С минуту мы смотрели друг на друга в оцепенении – настолько ужасен был наш внешний вид.

– Что с Хиггсом? Он умер? – пробормотал Орм, указывая на продолжавшее лежать под песком тело.

– Нет, не должен, – ответил я, – но надо убедиться.

Мы с трудом принялись откапывать профессора. Когда мы вытащили его из-под львиной шкуры, лицо Хиггса было мертвенно-бледным, но вскоре мы поняли, что он жив. Профессор пошевелил рукой и застонал. Орм с тревогой взглянул на меня:

– Что делать?

– Немного воды улучшит его состояние, – сказал я.