Надежный тыл - Весела Костадинова

Состояние Даниила не улучшалось. Его прогнозы оставались такими же туманными, а каждое утро начиналось с надежды, что появится хоть малейшая положительная новость.

Николай, несмотря на всё происходившее в компании, никогда не скрывал от меня состояния Дани. Напротив, он иногда сам звонил мне вечером, чтобы рассказать о том, что он узнал.

— Пока без изменений, Лин. Стабильно тяжёлое, но он держится, — говорил он, и эти слова становились для меня спасением в дни, когда казалось, что всё катится в пропасть.

Я знала, что Николай не может открыто поддерживать меня — это было бы слишком опасно для него самого. Но его вечерние звонки были для меня маленьким лучом света в этом мраке. Они показывали, что его отношение ко мне не изменилось, что даже в этом хаосе я не одна.

Однако через три дня мне пришлось отдать Киру в семью Николая. Анна не оставляла её в покое: она звонила дочери каждые два-три часа, требуя немедленно сообщить, где она находится. Если Кира не брала трубку или задерживала ответ, звонки шли к Наталье или самому Николаю.

Эти постоянные вторжения не давали Кире даже малейшего покоя. Она становилась всё более раздражительной, её нервное состояние ухудшалось. Казалось, что каждый звонок матери вытягивал из неё остатки сил.

Так продолжаться больше не могло. Анна была словно безумной, решив, что сможет достичь своего, изматывая дочь до предела. Я видела, что Кира уже не справляется. Её маленькая, измотанная фигура напоминала мне птицу, которая изо всех сил пытается вырваться из клетки, но только сильнее обдирает крылья.

В конце концов, девочка отправилась в семью Николая, поскольку мы всерьез стали опасаться, что Анна заставит Киру прислать свою геолокацию. Там у неё хотя бы была надежда на относительное спокойствие и передышку от постоянного давления. Мне было горько, но я понимала, что это лучшее решение для неё. Кира нуждалась в этом отдыхе, даже если Анна не собиралась так просто её оставлять.

Обнимая нас на прощание — меня и Зою, у которой мы жили, — Кира не скрывала слёз. Её дрожащие плечи, тихие всхлипы и красные глаза раздирали мне сердце. Она была такой хрупкой, такой растерянной, и в этот момент я чувствовала себя предательницей, хотя понимала, что поступаю правильно.

Я так привязалась к этому подростку за эти дни, что отдавать её оказалось невероятно трудно. Кира стала для меня чем-то большим, чем просто дочерью Даниила. Она была чем-то своим, родным, человеком, о котором я начала беспокоиться так, как будто она действительно часть моей семьи.

Мои руки крепко сжимали её плечи, будто стараясь передать ей всё тепло, всю защиту, на которую я только была способна.

— Все хорошо, все будет хорошо, — шептала я ей в ухо, но сама едва ли верила в это.

— Я буду звонить, Лин, — шепнула она, поднимая на меня заплаканные глаза. — Можно?

— Нужно, — ответила я твёрдо, стараясь улыбнуться, чтобы она почувствовала хоть немного уверенности.

Зоя, стоявшая рядом, осторожно погладила её по голове.

— Если что, звони мне, — сказала она мягко.

— Спасибо, — прошептала Кира, обнимая нас обеих ещё раз, прежде чем, наконец, сесть в машину.

За рулём сидел мрачный Николай. Его взгляд был тяжёлым, лицо сосредоточенным, а в руках тлела уже, наверное, третья сигарета. Он нервно выдыхал дым, но ничего не говорил.

Когда дверь машины закрылась, я осталась стоять с Зоей на пороге, чувствуя, как на душе растёт пустота.

— Она справится, Лин, — сказала Зоя, кладя руку мне на плечо.

— Она — да, — глухо ответила я, глядя на падающие на землю снежинки. — А вот я — не уверенна.

Зоя тяжело вздохнула рядом.

И все же крошеная надежда, что жила огоньком в моей душе, не давала мне сломаться окончательно. Именно она двигала меня вперед, заставляя утром вставать и снова и снова идти на работу, которая стала адом. Она заставляла меня, сжав зубы, упорно работать над новой коллекцией, вести переговоры с клиентами.