Надежный тыл - Весела Костадинова

— Что, понесло на откровения? Ты какая-то не правильная жена, должна была меня растерзать, а ты еще и поддерживаешь.

— Тошно мне, Лин, — призналась Маргарита. — Тошно от того, что происходит. Тошно от лицемерия, тошно видеть, как те, кто прекрасно знают, что из себя Борясик представляет, сегодня уже улыбаются ему, на поклон идут. Старый лев при смерти, теперь петух из себя льва строит. Он ведь сегодня павлином ходит, а завтра начнёт на тебе срываться. Отыграться решит. И ведь даже не из-за матери, Лин, а, чтобы отцу досадить, власть показать.

Я посмотрела на неё, сжимая руки, но быстро овладела собой и сказала максимально жестко:

— Хватит, Марго. Я дала тебе пар выпустить, потому что лучше ты мне это сейчас скажешь. Но если я услышу, что ты сплетни по компании разносишь…… Прости, как бы я тебя не уважала, но ты наказана будешь! И себя под монастырь подведешь, и других тоже, если твои слова услышат. Мне-то действительно уже все равно. Больнее, чем сейчас, не сделать. Но когда Даниил… — я сделала паузу, сглотнув ком в горле, — вернется, то наша задача — сохранить то, что ему дорого. А для этого не сплетничать надо, а работать. И чтоб этот разговор, Марго, был последним. Донеси это до остальных, знаю, ты это умеешь. Услышу сплети, хоть от кого-то, у сплетника будут проблемы!

Маргарита криво усмехнулась, но кивнула. Она всегда понимала все с полуслова.

28. Алина

Зря я думала, что работать с Борисом будет просто тяжело, это оказалось невыносимо. Каждый раз, сталкиваясь с ним в коридоре или на совещаниях, я оказывалась политой отборными помоями. Его слова были унизительными, а поведение — намеренно агрессивным. Он словно наслаждался тем, что может безнаказанно отыгрываться на мне. Что, впрочем не удивляло.

Но самое неприятное заключалось в том, что часть коллег поддерживали Бориса в его травле. Не знаю, делали ли они это ради сохранения места в компании или потому, что искренне считали меня виновной в разрушении «крепкой семьи», но факт оставался фактом: офис буквально раскололся на два лагеря. Один, поменьше, откровенно травил меня, другой, пусть и не открыто, но выражал поддержку. На столе я постоянно находила то мандаринку, то конфеты, то чашку горячего кофе. После очередного скандала или оскорбления, нанесенного Борисом, коллеги, особенно мой отдел, старались хоть одним словом, хоть одной улыбкой поддержать. Это было неожиданно, но сил придавало невероятно.

У меня забрали кабинет и возможность участвовать в стратегических совещаниях, оставив лишь непосредственную работу с дизайном. Я скрипела зубами, подавляя эмоции, понимая, что не могу ничего изменить, но могу навредить себе, если дам слабину.

Самое плохое оказалось то, что Борис вмешивался в любые процессы компании, мог зайти к ювелирам и запросто сорвать работу на весь день. Накричать на опытных мастеров, которые работали в компании многие годы, если ему казалось, что они что-то делают неправильно, отходят от эскиза. Он мог позволить себе оскорбительные высказывания в адрес обслуживающего персонала, женщин, чья честность и трудолюбие были проверены временем. Я постоянно встречала в коридорах то заплаканных девушек, попавших ему под горячую руку, то хмурых мужчин, задумывающихся о смене работы.

Больше всего доставалось моему отделу. Борис любил зайти к нам и начать на моих глазах доводить дизайнеров до белого каления, придираясь к работе. Ему словно доставляло извращенное удовольствие видеть мою беспомощность в вопросе защиты моих подчиненных. И как только я срывалась и вмешивалась в ситуацию — оказывалась снова и снова объектом его злобы. Он всем давал понять, кто виновен в сложившейся ситуации.

Права оказалась Маргарита — Борис разваливал компанию изнутри, причем делал это в максимально короткие сроки.