Если только ты - Хлоя Лиезе

— Итак, — повторяю я.

— Нам, — говорит Зигги, проглотив что было во рту, — надо поговорить о том факте, что ты пошёл к Рену, будто мы находимся в каком-то романе эпохи Регентства, и заверил его, что моё целомудрие в безопасности.

Я чуть не давлюсь мороженым и крендельками.

— Я совершенно точно ничего не говорил про твоё целомудрие.

Она втыкает ложку обратно в своё мороженое и выковыривает ещё кусочек.

— Это читалось между строк в твоих словах. Ты сказал ему, что я «в безопасности».

— Потому что я правда хочу, чтобы ты была в безопасности со мной. Твоё тело. Твои эмоции. Вся ты. И учитывая то, каким беспечным раздолбаем я склонен быть, важно было дать ему знать, что я привержен этой цели.

Зигги медлит, не донеся до рта ложку с мороженым. Она лижет его и смотрит на меня.

— Я понимаю, почему ты хотел сказать ему это, удостовериться, что ваша с ним дружба не пострадает от того, что мы делаем.

— Именно.

— Ну, мне просто хотелось бы, чтобы фокус не был так сосредоточен на защите меня, понимаешь?

Я медлю, воткнув кренделёк в мороженое и удерживая её глаза.

— Я тебя слышу. Я мог бы выразиться иначе. Я делал упор на защиту тебя, вместо того чтобы подчеркнуть то, что должен был — мою приверженность стать приличным человеком, с которым ты можешь находиться рядом.

Она улыбается.

— Я это ценю. И хочу сказать, я думаю, это здорово, что ты прямо поговорил с Реном. Всего неделя этого нашего маленького проекта, и посмотри, ты уже говоришь о чувствах со своим лучшим другом. Это и есть рост, Себастьян.

Мои глаза раздражённо прищуриваются, но уголки рта приподнимаются, проиграв битву с улыбкой, которую я не могу полностью подавить.

— Не надо вести себя так, будто это какой-то определяющий момент на моём пути, Сигрид.

— Я бы не посмела, — она кладёт ложку в рот, затем вытаскивает, начисто облизав. Я крепче вжимаю подушку в свои колени и стараюсь не наблюдать, как она слизывает мороженое из уголка рта. — Просто говорю… может быть, может быть, наша дружба — не единственное, что за такой короткий промежуток времени превратилось из притворного в настоящее, — она наклоняется и крадёт ложку моего шоколадного мороженого с маршмеллоу, широко улыбаясь. — Может, твоё исправление тоже окажется не таким уж притворным.

— Даже если так, я не могу исправляться слишком сильно, ведь мне надо пятнать твой имидж, — я наклоняюсь, чтобы украсть ложку её клубничного мороженого, но когда я втыкаю ложку в её банку, Зигги использует это, чтобы притянуть меня к себе, отчего я оказываюсь в её личном пространстве.

Наши губы оказываются так близко. Зигги склоняет голову набок и улыбается.

— Как благородно с твоей стороны, друг мой.

Я вытаскиваю свою ложку и хмурюсь. По меркам такого милого человека она чертовски хорошо флиртует, когда хочет этого.

— Кстати о дружбе, когда у тебя следующая игра?

Глаза Зигги распахиваются шире.

— Что?

— Твоя следующая игра, — медленно повторяю я.

— О. Ээ, — она дёргает себя за ухо и откашливается. — А что?

— Я хочу посмотреть, как ты играешь.

Зигги прикусывает губу и опускает голову. Я смотрю, как её щёки становятся такими же розовыми, как и мороженое, которое она ест.

— Ты хочешь посмотреть, как я играю?

— Я же так и сказал, разве нет?

— Ну, ладно, — она пожимает плечами. — Итак, ээ… У меня будет игра в составе «Энджел Сити». В это воскресенье выездная, но в следующее воскресенье домашняя. Можешь прийти на неё.

— Идеально, — я закрываю свою банку мороженого крышкой и отталкиваю крендельки. Откинувшись назад, я стискиваю зубы и поджимаю колени к груди. Резкие, настойчивые боли в животе снова начались. Мне правда надо обследоваться. Я экспертно избегаю проблем, но это даже я уже не могу игнорировать.

Я замечаю, что Зигги хмуро смотрит на меня.

— Что-то не так? — спрашивает она.