Если только ты - Хлоя Лиезе

Зигги подпирает подбородок ладонью, и в уголках её губ пролегают игривые танцующие морщинки.

— Готова поспорить, ты был хорош. В конце концов, у тебя есть склонности к драматизму.

— Ой, отъе*ись…

— Карбункул! — шипит она, предостерегающе выпучив глаза. — Себастьян, ну и грязный у тебя рот!

У меня вырывается гортанный хохот. Я понятия не имею, почему это меня забавляет — то ли дело в очаровательности её упрёка, то ли в абсурдности елизаветинского ругательства в мой адрес, то ли и то, и другое. Я утыкаюсь лицом в ладони и хохочу так, что трясутся плечи.

Смех Зигги застревает в её горле, будто она пытается его сдержать.

— Это не смешно. У тебя очень серьёзная проблема с матом, Готье.

Я сдавленно сиплю от хохота. Смех Зигги вырывается из неё как фейерверк, сплошь искры и дымок.

Затем наш официант останавливается у столика и обрывает момент. Его взгляд мгновенно устремляется к Зигги. По мне проносится раздражение, пока я наблюдаю, как он смотрит на её ослепительную улыбку и румянец на щеках от хохота.

Я громко прочищаю горло, отчего официант дёргается. Он смотрит в мою сторону, но лишь на мгновение, затем снова сосредотачивается на Зигги, сообщая ей блюда дня и отвечая на её вопросы.

Зигги прикусывает губу, размышляя и глядя в меню.

— Думаю, я возьму клубнично-банановый смузи и ещё… омлет с ветчиной и сыром. О, и можно мне двойную порцию сыра, пожалуйста? Спасибо. Подождите! Простите. И черничный маффин. Звучит вкусно. Спасибо, — она передаёт меню, затем поворачивается ко мне и улыбается.

Где-то в процессе нашего хохота то тянущее ощущение от её плача испарилось. Глядя на неё теперь, я чувствую что-то новое, и место для этого появилось лишь с тех пор, как я проматерился на протяжении йоги вместе с ней в пространстве, которое казалось достаточно большим и реальным, чтобы выдержать мой бардак. С тех пор, как я рассказал ей такие вещи, будучи уверенным, что это разрушит даже подобие этой дружбы. С тех пор, как я хохотал в такой манере, в которой не смеялся уже очень долго.

Это нечто новое, тяжёлое и тёплое, распространяется по мне, желая… Как там она сказала вчера? Питательности. Чего-то насыщающего, напитывающего.

Чего-то хорошего.

Я медленно поднимаю меню, просматривая его свежим взглядом.

Затем я с глубинным удовлетворением наблюдаю, как на лице Зигги отображается удивление, когда я говорю официанту:

— Я буду то же, что и она, только маффин и смузи не ягодные, а шоколадные.

На сей раз Зигги не приходится напоминать мне. Протягивая официанту свое меню, я с улыбкой добавляю:

— Пожалуйста.

***

— Ты не будешь провожать меня до дома, — говорит Зигги, и двигатель моей машины пощёлкивает, остывая в гараже.

— Почему нет, чёрт возьми?

Она вскидывает брови.

— Сигрид, я сказал «чёрт» в приватной обстановке собственного дома. Расслабься.

— Но это привычка, Себастьян, и ты пытаешься от неё избавиться.

— «Делаю вид», что избавляюсь, — напоминаю я ей.

Зигги устало вздыхает.

Это заставляет меня задаться вопросом, как скоро моя упрямая неподатливость оттолкнёт её, заставит понять, что я не заслуживаю даже фальшивой дружбы.

— День же, — говорит она, открывая дверцу со своей стороны. — Со мной ничего не случится.

— Откуда ты знаешь?

— Я пешком пришла к тебе вчера вечером и сегодня утром, и ничего, выжила.

Теперь моя очередь вздыхать. Я перебираю свой мозг, ища какое-то оправдание этой стискивающей зубы потребности убедиться, что она безопасно доберётся домой. Я не должен нуждаться в этом. Но нуждаюсь.