Если только ты - Хлоя Лиезе

Я стискиваю зубы, ненавидя себя за то, что я как будто не способен перестать делать это — думать о ней, желать её. Я вообще не имею права хотеть Зигги; не из-за того, кем она приходится Рену, и даже не по большей части из-за этого, а потому что она хорошая.

А я нет. Ни в какой реальности я не смог бы быть достойным её.

Не то чтобы мои фантазии подразумевали что-то… серьёзное. Если бы я получил Зигги, это был бы всего один раз — нет, одна ночь… восхитительно долгая, бессонная ночь. А потом я бы забыл её, как и любого другого человека, которым я насладился в сексуальном плане.

Это была бы простая разрядка. Утолить нужду.

Вот только когда Зигги прочищает горло, открывая своё меню, и её глаза до сих пор выглядят немножко припухшими от плача, мою грудь пронзает резким уколом. Я никогда не испытывал такого, глядя на человека, который был лишь нуждой, требующей удовлетворения.

Я вообще ни с кем такого не испытывал. И я определённо не пытался смешить кого-либо.

Избегая искушения смотреть на неё, я сосредотачиваюсь на вариантах смузи, решительно настроившись преодолеть эту дискомфортную тягу в груди, желание потянуться к ней руками, как я сделал это в своём домашнем спортзале.

— Себастьян.

Я дёргаюсь, слыша своё имя её голосом, эту лёгкую дымчатую хрипотцу, и я могу лишь представлять, как звучит её голос после того, как она кричала в оргазме, задыхаясь и охрипнув.

Я сжимаю одну руку в кулак под столом, чтобы мои кольца впились в пальцы. Капелька боли, чтобы наказать себя за то, куда я опять позволил зайти своим мыслям.

Натягивая на лицо холодно-нейтральное выражение, я поднимаю взгляд от меню.

Но чтоб мне провалиться, если есть что-то нейтральное в том, что я чувствую, когда смотрю в эти глубокие зелёные глаза, на её серьёзное лицо.

— Сигрид? — тихо спрашиваю я.

Она прикусывает губу, теребя пальцами салфетку и глядя на меня.

— Спасибо тебе.

Моё сердце подскакивает в груди. Но я сохраняю ровное выражение лица.

— Тебе не нужно меня благодарить.

— Нужно, — шепчет она, ещё сильнее прикусывая губу.

— Прекрати, — я подбородком указываю на её губу, зажатую между зубами. — Навредишь себе.

Зигги отпускает губу, но выгибает бровь, опираясь локтями на стол и подаваясь вперёд.

— Сказал парень, который был в запое самосаботажа уже… сколько?

Я выгибаю бровь в ответ, моё сердце гулко стучит. Кем, бл*дь, она себя возомнила, вот так бросая мне вызов?

— Аккуратнее.

— А то что? — спрашивает она, склонив голову набок. — Задела за живое? Сказала тебе в лицо то, что все остальные боятся говорить?

— Они не боятся, — говорю я ей, тоже подаваясь вперёд. Моё лицо по-прежнему холодное и ровное, но внутри меня раздирает нечто горячее и зазубренное. — Они смирились. Они сдались.

Её глаза удерживают мои. Она подаётся чуть ближе.

— Тогда тебе надо найти себе новых людей, Себастьян Готье. Каждый заслуживает иметь на своей стороне кого-то, кто верит в лучшую версию тебя, даже когда ты на самом дне.

— Я мог бы найти хоть сто человек, если бы хотел, Зигги, но все в итоге сдаются. Как и должны. Слишком много пороков, слишком много ошибок, слишком много непростительных грехов.

Зигги притихает, всматриваясь в мои глаза.

— Что ты сделал такого ужасного?

— Почему я должен рассказывать тебе?

— Потому что, друг, — говорит она без задержек, — я только что расклеилась перед тобой во время агрессивной йоги и показала себя уязвимой. Услуга за услугу.

Я опускаю меню, затем складываю руки на столе, воюя с самим собой. Часть меня хочет послать её нах*й и сказать, что ничего я ей не должен.

Но другая часть меня хочет рассказать ей всё, изнывает и одновременно боится выложить это и увидеть, как её лицо искажается от разочарования, как она следом за всеми остальными осознаёт, что стоит узнать меня настоящего, и понимаешь, что больше со мной знаться не хочется.