Если только ты - Хлоя Лиезе

У меня такое чувство, будто кто-то сжимает мне рёбра с тех пор, как на прошлой неделе я повёл Зигги в книжный магазин, с тех пор, как я выплеснул на неё все свои эмоции, а она была так чертовски добра ко мне, с тех пор, как мы целовались и прикасались друг к другу.

Я весьма взвинчен.

В какой-то момент мне хочется, чёрт возьми, побежать к ней домой, постучать в дверь и сказать, что я хочу всего, что она мне даст. А потом тот глубинный страх, что вся та разруха во мне подорвёт всё хорошее, что могло бы у нас быть, берёт верх и заставляет меня застыть.

Я должен быть терпелив к себе. Я продолжаю напоминать себе, что сказал Рен о выходе из того дерьмового места, в которое я попал, когда всё это началось — когда я разбил ту машину, а потом Зигги ворвалась в мою жизнь:

«На это потребуется время. Хорошие вещи, исцеляющие, ведущие к росту, часто бывают такими. Победы достигаются терпением, выдержкой и маленькими постепенными шагами».

В те моменты, когда я чувствую слабость, лежу ночью в постели и читаю, думая о Зигги, которая сыпала на книгу крошки от печенья; готовлю блюда из всех ингредиентов, которые она помогла мне купить; занимаюсь йогой с Ларсом и командой, жалея, что вместо этого не занимаюсь агрессивной йогой с Зигги, я думаю о том, что будет день, когда я почувствую, что разобрался со своим дерьмом и привёл себя в порядок настолько, что стал достоин попросить Зигги о большем.

И тогда я думаю о том, что совсем потеряю её, если мне посчастливится быть с ней кем-то большим, чем другом, а потом всё пойдёт прахом. Вдруг один неудачный день или выбор может разрушить самые богатые и здоровые отношения, которые у меня когда-либо были?

— У тебя такой вид, будто ты немного напуган, Проблема, — Линни наклоняется ко мне, пока на экране не остаются только бледно-голубые глаза и каштаново-чёрный локон на лбу. — Тебе нужно заклинание, чтобы помочь?

Я сглатываю, затем прочищаю горло.

— Конечно, Линни. Я приму любую помощь, которую смогу получить.

Рен улыбается, когда Линни поднимает телефон, сжимает свою крошечную трость и опирается на неё, как это делает Фрэнки, затем произносит какое-то заклинание, которое звучит удивительно похоже на шведскую фразу, которую, как я слышал, Зигги бормочет себе под нос, когда я испытываю её терпение. Я тоже улыбаюсь.

— Вот так! — она хлопает в ладоши, и за кадром раздаётся удар трости. — Всё готово.

— Ты лучшая.

— Удачи, Проблема. Удачи, дядя Рен. Забей мне гол. Нет, два. Нет, три!

— Мы сделаем всё, что в наших силах! — говорит ей Рен. — Пока, Линни. Люблю тебя.

Она наклоняется и прижимается губами к экрану, превращая картинку в размытое розовое пятно с громким чмокающим звуком.

— Люблю тебя, покаааааааааа.

Звонок заканчивается.

— Она такая классная, — Рен убирает телефон в карман, затем поворачивается ко мне. — Спасибо, что присоединился к этому разговору. Она спрашивала о тебе.

Мой желудок делает сальто.

— Вот как?

— О, Линни просто помешана на тебе. Она всё время спрашивает, когда Проблема придёт на воскресный семейный ужин.

Я широко улыбаюсь.

— Не буду врать, мне нравится, что она называет меня Проблемой.

Рен смеётся.

— Зигги хихикает каждый раз, когда она так говорит.

Моя улыбка увядает. Я думаю о Зигги, сидящей за столом со своей семьей, о том, как ей, вероятно, хорошо со своей племянницей, если она хотя бы наполовину так же хороша с ней, как была хороша с детьми на благотворительном вечере на роликовом катке. Как и Рен, она с каждым из них опускалась до их уровня, видела их, вовлекала в работу, была по-настоящему добра и внимательна.

Я думаю о том, как бы мне очень понравилось сидеть за тем столом с Зигги и всеми этими шумными Бергманами, в столовой, переполненной тем же хаосом, который окружал меня во время её игры.