Если только ты - Хлоя Лиезе

Плейлист: Liz Brasher — Body of Mine

Воскресный семейный ужин раньше был моей любимой частью недели. Все местные Бергманы, а также братья из штата Вашингтон, когда те приезжают в гости, рассаживаются со своими половинками за длинным столом из потёртого дерева в доме моих родителей. Смех и разговоры за столом с семейными блюдами моей шведской мамы при мерцающем свете свечей.

Но теперь воскресный семейный ужин — это просто ещё одно место, где я чувствую себя в ловушке роли, которая сидит на мне, как старая одежда после скачка роста — слишком маленькая, раздражающе тесная. И я не знаю, как именно это изменить. Я знаю, что переросла ярлыки, которые носила раньше, но никак не могу понять, что я хочу носить сейчас, и что будет казаться правильным.

Наверное, я хотела бы, чтобы именно моя семья могла выкроить мне побольше места, чтобы они были хотя бы немного открыты для возможности моего роста и перемен, пока я разбираюсь с этим.

Я сижу со своей племянницей в детском конце стола, окружённая книжками-раскрасками и крошечными леденцами — это чтоб вы понимали, как далеко мне до исполнения этого желания.

Не поймите меня неправильно, моя племянница Линнея — Линни, как мы её зовём — очаровательна. Ей три с половиной года, она очень разговорчивая и такая развитая не по годам, что я беспокоюсь, что она даст фору моим озорным братьям, Вигго и Оливеру.

Однако, пока мы едим вкусную еду, поставив свечи на другом конце стола, чтобы она не могла до них дотянуться, я отчётливо осознаю, что последние двадцать минут слушаю её шутки о какашках и пуках — пусть и очень остроумные шутки о какашках и пуках — в то время как мои родители сидят на другом конце стола, увлечённо беседуя с остальными моими местными братьями и сестрами и их партнёрами. Родители Линни, моя сестра Фрейя и её муж Эйден, который держит на плече своего маленького сына Тео, сидят напротив моих братьев Вигго и Оливера, а также партнёра Олли, Гэвина. Рядом с ними моя невестка Фрэнки и мой брат Рен. Они все наклоняются вперёд, поставив локти на стол, склонив головы друг к другу, держа в руках бокалы с вином и пивом, и танцующий свет свечей освещает их лица.

А я сижу здесь, держа в руках стакан с крышкой и соломинкой, потому что, видимо, мама всё ещё думает, что мне девять, и я могу всё разлить. Вздохнув, я убираю крошечную зефирку из книжки-раскраски «Покемоны», принадлежащей моей племяннице, и начинаю закрашивать большое заострённое ухо Пикачу.

Линни наклоняется ко мне, и её льдисто-голубые бергмановские глаза устремлены на меня. Её тёмные волнистые волосы, как у Эйдена, наполовину выбились из пучка, который подпрыгивает, когда она шевелит бровями.

— У меня есть ещё одна шутка, тётя Зигги.

Я заставляю себя улыбнуться и вытираю полоску соуса с её щеки.

— Я вся внимание.

— Зачем клоуну подушка?

У меня вырывается вздох.

— Я не знаю. Зачем?

Она снова шевелит бровями и говорит:

— Затем, что это подушка-пердушка.

Я театрально морщу нос, зная, что это доставит удовольствие этому ребёнку, который любит вызывать у людей отвращение.

— Фуууу.

Она глупо хихикает и накалывает кусок нарезанной фрикадельки.

— Это моя новая любимая шутка.

Пока Линни запихивает фрикадельку в рот, я улавливаю окончание фразы Рена:

— К счастью, он только ушиб ногу, но всё равно будет не в состоянии играть ещё как минимум две недели.

— Ту же, которую он сломал этим летом? — Фрейя, которая работает физиотерапевтом и знакома с подобными травмами и с работой по их восстановлению, морщится, когда Рен кивает. Она забирает у Эйдена хнычущего Тео и приподнимает какой-то потайной клапан на своей рубашке, затем опять прикладывает его к себе, чтобы покормить грудью. — Это плохо.