14 недель - Джессика Гаджиала

Моя бабушка умерла, будучи старой и больной. Моя мама умерла через два месяца, с иглой в руке, а рядом с ней ее дилер, член которого все еще торчал из нее.

Затем на семнадцатый день рождения мою младшую сестру удерживал ее парень, который позволял каждому члену своей банды насиловать ее, пока один из этих ублюдков не задушил ее до смерти.

Я был тем, кто опознал ее тело.

И давайте просто скажем, что хотя я, возможно, и пытался быть хорошим человеком, который тайком нарушал закон, я не был настолько хорошим, чтобы не чувствовать, как ярость кипит в моих венах. Я не был настолько хорошим, чтобы не знать, что каждый из этих сукиных детей должен заплатить за то, что они сделали с ней, единственным светом в моей гребаной жизни, единственным человеком, для которого я хотел сделать лучшую жизнь, дать лучшие возможности.

В течение следующих трех лет, пока я пробивал себе путь наверх в организации, на которую работал, уже не заботясь о том, чтобы кого-то подвести, потому что не было никого, с кем можно было бы это сделать, я медленно, но верно уничтожил всех этих ублюдков, которые еще оставались, за вычетом одного, которого отправили на север штата.

Потом, хоть он и был паршивцем, когда я сообщил своему отцу, что один из этих ублюдков сидит с ним в тюрьме, отбывая срок за нападение, он разобрался с последним.

Как только до большого парня дошли слухи, что я умею забирать жизни, ну, с тех пор я был завербован, чтобы заниматься этим для него.

Для меня это ничего не значило.

Смерть.

Угасание.

То, что это было от моих рук.

От того человека, которым я когда-то был, от ребенка, пытающегося позаботиться о своей сестре, от парня, который сделал все, что мог, в дерьмовой ситуации, осталось очень мало.

— И что, теперь ты — ничтожный гребаный убийца? — сказал голос сзади меня, когда я шел по переулку, где, как я знал, находилась моя цель.

Я не часто слышал этот голос, и он изменился с возрастом, но я узнал его, когда услышал снова.

Обернувшись, я увидел Ксандера Родса, повзрослевшего, как и я. Годы закалили его тело, покрыли шрамами руки и часть лица. Он выглядел гораздо опаснее, чем в семнадцать лет. Но, опять же, как и я.

Я понятия не имел, чем он занимался в те дни.

То же самое, очевидно, нельзя было сказать о нем сейчас.

— Родс, не обижайся, но отвали. Ты должен делать то, что должен в этом месте.

— Да ладно тебе. Пару лет назад ты был хорошим суетливым парнем. Никто не пострадал. Ты просто зарабатывал немного денег, чтобы позаботиться о своей семье.

— Бабушка и мама умерли. Сестру убили, но не раньше, чем какие-то ублюдки сначала пытали ее. Ты хочешь сказать, что они заслужили того, что с ними случилось?

— Нет, — сказал он, потянулся и провел рукой по лицу. Потрясенно? Нет. Он, как и я, видел слишком много дерьма в слишком юном возрасте, чтобы быть действительно потрясенным чем-либо, даже жестоким изнасилованием и убийством невинной девушки. В нашем мире такое случается чаще, чем кто-либо хочет признать. — Я этого не говорю. Я говорю, что на этом все должно закончиться. Я говорю, что то, что ты собираешься пойти по той аллее и послать пулю между глаз моему клиенту, не вернет твою сестру. Это не избавит тебя от гнева по поводу всей этой ситуации. И это, черт возьми, не докажет ничего, кроме того, что ты какой-то клишированный гребаный убийца.

— Это говорит бездомный ребенок на улице, который постоянно ввязывался в легендарные драки. Не думай, что я об этом не знал.