— Ты почти ничего не сказал с тех пор, как мы ушли с приема.

Он выдыхает.

— Прости, Хан. Мой отец решил передать мне компанию сегодня. В следующем месяце он уходит на пенсию, и это застало меня врасплох.

Я ошеломленно смотрю на него, разинув рот.

— Ты станешь генеральным директором в следующем месяце?

Оливер кивает.

— Да. Я знал, что это произойдет. Но я не думал, что это произойдет так скоро.

— Вау. Поздравляю. Это…вау.

Я тоже знала, что это приближается. Но это все равно важный момент. На достижение большого момента Оливер потратил годы — десятилетия.

Он улыбается, затем притягивает меня ближе.

— Я счастлив, Ханна. Так чертовски счастлив. Просто видеть своего отца… Я бы хотел, чтобы моя мама была сегодня там. Хотел бы я, чтобы с ним все было по-другому. Просто в некоторые дни это бывает сложнее.

Я просовываю руку под его смокинг, пока не нахожу ровный стук его сердца.

— У тебя есть я, — шепчу я. — Я всегда буду с тобой.

Он целует меня, и это так сильно, так всепоглощающе, что я даже не осознаю, что он толкает меня к кровати, пока я не падаю на матрас.

Осознание потрескивает между нами, как электричество, пока мы продолжаем целоваться. Некоторое время назад я привыкла к мысли быть замужем за Оливером. Но это кажется другим — я в свадебном платье, а он в смокинге. Это кажется реальным, постоянным и долговечным, все те вечные идеалы, которые призван олицетворять брак.

Я извиваюсь на одеяле, ткань моего платья образует вокруг меня собственное одеяло.

— Ты можешь, пожалуйста, вытащить меня из него?

Оливер ухмыляется.

— Я справился только с десятью пуговицами.

— Из…

— Ста?

Я вздыхаю.

— Ты можешь продолжить? Я ни за что не смогу заснуть в нем сегодня.

— Кто сказал, что ты будешь спать? — Его улыбка становится коварной. — Жена.

Я не вижу его рук. Но я чувствую их, поднимающих и сдвигающих ткань платья, пока не обнажаются мои ноги. Белый шелк закрывает мне обзор его плеч, но я догадываюсь, что он имеет в виду, когда стринги, которые на мне надеты, стягиваются с моих ног.

Мои бедра дергаются, когда я чувствую, как его язык обводит мою щель, внезапное ощущение наэлектризовывает. Он лижет меня, пока я не начинаю дрожать и задыхаться, затем заменяет свой язык членом.

— Это то, чего ты хочешь?

Я слишком занята стонами, чтобы сформулировать слова. Нет беспокойства. Никаких сомнений. Я могу просто погрузиться в наслаждение, зная, что он будет рядом, чтобы не дать мне утонуть.

Никто, кроме Оливера, не мог завести меня так сильно, так быстро. Я чувствую приближение второго оргазма, хотя я только что кончила. Зависимость, которую может подпитать только он, вырывается на поверхность. Он трет мой клитор, и я сжимаюсь вокруг него, удерживая его, даже несмотря на то, что мы постоянно сливаемся воедино другими способами.

Его поглаживания глубже. Жестче. Как будто он точно знает, что мне нужно. А затем он целует меня, завладевая моим ртом так же, как контролирует все остальное мое тело. Я кончаю дрожащей волной, чувствуя, как его освобождение наполняет меня теплом.

— Тебя никогда не будет достаточно, — шепчет он. — Но мы будем делать это чертовски много раз.

ЭПИЛОГ

ОЛИВЕР

Влага стекает по моей спине ровными струйками, солнце безжалостно светит. Группа впереди нас, наконец, продвигается к следующей лунке, так что мы можем перестать стоять без дела, изнывая от жары.

— Легкий угол, — говорит мой отец, тщательно выбирая клюшку и подходя к ожидающему мячу. Но он внимательно изучает поле, не делая удара сразу.

Крю стонет, поднимая свою клюшку и прижимая ее к задней части шеи, когда он смотрит в голубое небо.

— Просто ударь по чертову мячу, папа.

Здесь многолюдно и жарко, и наш папа отказывается делать что-либо, кроме идеального удара.