Сестры - Наталья Невская (1999)

— Я так люблю тебя, — сказал беззвучно, одними губами.

Через несколько часов они катили по Симферопольскому шоссе.

Кирилл очень быстро уладил свои дела по телефону. Лиза позвонила родителям, сообщила, что уезжает. Стала звонить Катерине (она же до сих пор не знает, где я!), но той нигде не было. Заехали к Лизе, по небольшому беспорядку определили, что и Катя дома не ночевала, — вследствие странного стечения обстоятельств пренебрегли квартирой одновременно. Он должен был обидеться и надуться, сказала Лиза про свой дом. Оставила сестре записку, побросала в сумку самое необходимое и, посидев перед дорожкой, окинув прощальным взглядом прихожую, вышла вместе с Кириллом. Тщательно заперла дверь (подергала ручку — папина привычка) и, не переставая говорить («там замечательный пруд, а леса вокруг такие, каких ты не видел нигде, это я тебе говорю совершенно определенно!»), спустилась с ним вниз.

И вот теперь они мчались по убегающей в другую сторону дороге. Лиза молчала, улыбаясь, смотрела в окно, следила за солнцем, которое пряталось за высокими деревьями и только на миг коварно выблескивало, чтобы попасть в глаза и заставить зажмуриться.

— Мне пришла в голову кощунственная мысль, — сказала она Кириллу. — Если бы не эти, как ты выразился, ублюдки, — сделала вид, что с трудом выговаривает бранное слово, — то мы сейчас не сидели бы вместе в машине и уж точно не ехали бы в неожиданный совместный отпуск.

— Вот уж действительно! — усмехнулся Кирилл. — Нет худа без добра.

Но дорогой говорили мало. Лиза осторожно погружалась в свои ощущения, бродила среди них, как аквалангист бродит среди диковинных рыб и сказочно разноцветных кораллов. Ноги отрывались — она парила, плыла, боясь нечаянно задеть и проткнуть тонкую метафизическую оболочку: какой поток счастья тогда хлынул бы из нее — затопил бы всю машину.

Ехали долго. Несколько раз приходилось останавливаться, делать небольшие передышки — вести машину со сломанными ребрами оказалось делом нелегким.

Когда свернули на грунтовую дорогу, Лиза словно ожила:

— Вон, видишь, домик из красного кирпича, дым из трубы. Видишь?

Игрушечный домик мелькнул и исчез, дорога вела через овраг. Показался снова, уже размером побольше.

— Ну, видишь, наконец? — Лиза показывала пальцем и в нетерпении чуть подпрыгивала на сиденье.

Ей всегда казалось, что, приезжая сюда, она возвращается в детство. Взрослая жизнь со взрослыми проблемами оставалась во взрослой Москве — сюда ей хода не было.

Нину Григорьевну нашли на огороде — пропалывала чеснок, ловко и сноровисто орудовала тяпкой. Когда внучка окликнула ее, повернулась, забыв распрямиться, подслеповато вгляделась, руками опираясь на длинную палку. Увидела, тяпку бросила, заспешила, по пути вытирая руки об фартук и выпрямляя спину. Платок съехал набок, седые пряди лохматил ветер.

Лиза обняла хрупкое старческое тело. С каждым годом ей все явственнее казалось, что бабушка уменьшается в размерах.

— Как ты тут? — спросила, поправляя ей платок. И услышала такой знакомый, такой родной ответ:

— Кульгаю себе потихоньку.

Представила Кирилла. Нина Григорьевна испуганно всплеснула руками.

— Кто ж тебя так, сердечный? — И покачала головой. И снова заторопилась: — Ну, пойдемте в дом. Молочка с дороги. Устали небось, такой путь долгий.

Удивительно, как быстро он почувствовал себя дома. Не просто дома, а в окружении почти семейной заботы и любви двух женщин. Нина Григорьевна заварила травяной настой, наделала компрессов, и уже к вечеру Кирилл не чувствовал внутренних толчков боли. И лицо, утром безобразно опухшее, постепенно принимало прежнюю форму. За ужином выпили домашней настойки, и пару раз Кирилл поймал себя на том, что хочет Нину Григорьевну назвать бабушкой. Придерживал себя за язык и неприкрыто завидовал Лизе — это же надо, иметь в сравнительной близости от Москвы такой оазис!