Каин - Олеся Дмитриева (2024)

— Я же пришел к вам! — в сердцах сказал Ярослав. — Разве это не крик о помощи?! Разве это не доказывает, что я готов делиться и отдавать.

— Несомненно, — Анжелика чуть понизила голос, тем самым пытаясь успокоить Ярослава, — но прийти это только первый шаг, и он один ничего не изменит. Да, вы готовы открыться, возможно, просто не мне. В какой-то момент вы по какой-то причине потеряли ко мне доверие, поэтому и открываться мне для вас стало все сложнее и сложнее. Однако, если мы попытаемся понять почему это произошло… — Анжелика не успела закончить.

Ярослав мотнул головой и решительно встал.

— Вы правы. Я думаю, мне больше не надо сюда приходить. Мне становится только хуже, — взяв рюкзак, он вытащил десятилатовую купюру. — Спасибо вам за помощь. Дальше я сам.

Положив деньги на столик, Ярослав решительно вышел из кабинета.

Дойдя до остановки, и, отстояв длинную очередь на автобус до Олайне, он окончательно продрог. Ярослав понимал, что его трясет не только из-за ветра и почти нулевой температуры, совсем не свойственной октябрю. Каждый раз, после визита к Анжелике его колотило, как в лихорадке. Она говорила, что так тело реагирует на его постоянный контроль над собой и своими эмоциями, когда все мышцы напряжены и готовы к обороне. Сопротивляясь ее натискам и под давлением воспоминаний и чувств, томящихся в нем и рвущихся наружу, тело и разум настолько устают физически, что, когда он позволяет себе расслабиться, выйдя из ее кабинета, от перенапряжения мышцы самопроизвольно сокращаются и тело начинает трясти. Возможно, она и права. Вот только, что ему делать с этим? Он понимал, что дальше жить в таком состоянии невозможно. Ему было плохо, тяжело и иногда даже физически больно вспоминать и проживать все, что было с ним в Космете на каждом сеансе у Анжелики. Скорее всего, поэтому он и сопротивлялся, как мог, пусть даже и не осознанно.

Зайдя в автобус и устало плюхнувшись в теплое сидение у окна, Ярослав закрыл глаза и попытался уснуть. Однако перед ним все время всплывал такой знакомый и приятный сердцу и уму образ… Маша. Когда ему было плохо и одиноко, он почему-то все время вспоминал именно ее. Ярослав не звонил ей после той встречи в кино, когда они поцеловались. Она явно дала понять, что не хочет его больше видеть. Давно уже надо было забыть и ее, и тот нелепый поцелуй. Он и забыл. Почти.

Никогда Ярославу не было так тяжело, как в последние полгода, когда он по капле стал отдавать свои переживания, начал вспоминать и переживать все снова, чтобы отпустить мрак и боль тлеющую внутри. Опять пережить потерю близких и любимых людей… что может быть хуже? Сейчас он, как и когда-то, отчаянно желал себе смерти, чтобы прекратить эти мучения. «Биляна… Милая, любимая Биляна, если бы ты осталась жива, ничего бы этого со мной не происходило. Мы бы поженились и были счастливы. Как же я хочу к тебе… к тебе, Сашке, Костяну, Валерке, Марку. Хорошо вам там… Я очень надеюсь, что хорошо. Потому что здесь — ад». За окном в сгущающихся сумерках мелькали деревья и прореди давно убранных полей, Ярослав смотрел на эти ничего незначащие для него картинки и погружался в легкую дремоту…

Ярослав открыл дверь квартиры своим ключом и, сбросив куртку и рюкзак с ботинками, вошел на кухню. Мать как обычно что-то варила-парила на плите, а отец, подвыпив, привычно дремал в углу у стола. Он жил с родителями не потому, что не мог снять квартиру или не хотелось самостоятельной жизни, просто было очень страшно быть одному в тишине, когда нет кого-то рядом. Пусть даже эти «кто-то» практически не обращали внимания на него и его жизнь, но все-таки присутствие кого-то живого хоть немного успокаивало и расслабляло его.

— Мам, Пашка приехал?

— Да, в комнате, тебя ждет, — не оборачиваясь, ответила она. — У него первый пациент сегодня ночью умер.