Сердца небес - Кэтрин Вилтчер

Кто-то хватает меня за запястье и грубо обыскивает. Я отворачиваюсь и проглатываю свое отвращение, когда пухлые пальцы исследуют каждый изгиб моего тела. Все девушки вокруг меня страдают от таких же унижений, в то время как охранники просто смеются и шутят между собой еще немного. Как только они заканчивают, они ведут нас дальше во внутренний двор, мимо фонтана, и выводят на террасу за ним.

Нас ожидает море лиц.

Сотни.

Одетые в свои лучшие черные смокинги, чтобы замаскировать животных под ними. У них даже хватает наглости приветствовать наше прибытие радостными возгласами.

Я хочу убить их всех.

Наивная.

Я такая чертовски наивная.

Они роятся вокруг нас, слетевшись, как пчелы на мед, от их дорогих лосьонов после бритья меня тошнит. Я чувствую руки на своих бедрах, заднице, груди… Я никогда не чувствовала себя такой незащищенной, такой оскорбленной. Одна девушка пытается оттолкнуть руку мужчины, и охранник за волосы втаскивает ее внутрь. Я слышу, как нарастают и затихают ее крики, когда девушку избивают за неподчинение.

Мы не скот. Мы стоим меньше. Этих девушек покупали и продавали столько раз, что у них больше нет документов, удостоверяющих личность. В глазах правительств их больше не существует. Они просто рабыни, которых можно использовать и надругаться над ними по своему желанию. Половина из этих девушек, возможно, даже не выберутся отсюда живыми.

Политики. Главы государств. Президенты. Королевские особы. Голливуд.

Я ненавижу их всех со страстью, от которой у меня перехватывает дыхание.

Некоторых девушек сразу же тащат наверх, и к своему ужасу обнаруживаю, что я одна из них.

Нет, нет, нет!

Этого не может быть.

Наши камеры запечатлели еще не всех.

Судьба жестоко обошлась со мной. Я слишком потрясена, чтобы сопротивляться, когда меня толкают вверх по широкой открытой лестнице. Я спотыкаюсь на своих высоких каблуках, и ледяные пальцы больно сжимают мое запястье. Я пытаюсь отстраниться, и мою голову дергают за волосы назад. Я кричу, и мои глаза начинают слезиться от боли.

— Я надеюсь, тебе нравится кричать, сука, — нараспев произносит голос мне в ухо. — Сегодня вечером я сломаю тебя по-своему.

Бежать некуда, когда меня тащат по коридору в сторону спальни. Тот, кто держит меня в руках, должно быть, очень важен. Два здоровенных телохранителя следуют за нами по пятам. Он открывает дверь и вталкивает меня внутрь. Я больно падаю на пол, вскрикивая, когда колеными чашечками врезаюсь в плитку, а он поворачивается, чтобы обратиться к своим людям.

— Никто не входит и не выходит. Поняли?

— Да, сэр.

Он хлопает дверью и подходит, чтобы встать надо мной.

— Вставай, — его голос холоднее стали. Беспристрастный. Безразличный. Кое-как я поднимаюсь на ноги и встаю, покачиваясь, перед ним. — Я никогда не видел тебя раньше. Ты, должно быть, одна из Ивановых. Бедный, мертвый Иванов. Скажи мне, сука, ты оплакивала своего хозяина?

Я киваю, полная решимости продолжать притворяться, пока Джозеп не придумает план, как вытащить меня отсюда. Мои украшения все еще на месте. Где-то поблизости они с Петровым наблюдают за тем, как все разворачивается.

— Говори.

— Да, — шепчу я, набираясь смелости поднять голову.

Мужчина передо мной напоминает мне брата Данте. Высокий и худой, с такими же жестокими чертами лица — мертвые глаза, тонкие губы. У него также славянский разрез скул, как у Петрова и, в меньшей степени, у Романа.

Русский.

Его волосы седые и он начал лысеть. У его лосьона после бритья ядовитый аромат. Он пахнет богатством, эгоизмом…

Испорченности.

— Как тебя зовут?

— Мия, — лгу я.

— Ты американка? — сказанные слова придают его губам еще более жестокий изгиб. — Ну, я уже давно такую не пробовал… Ты награда Севастьяна Петрова за качественно, blyat’, выполненную работу. И он действительно любит хорошо вознаграждать нас.