Небо в алмазах - Alexandrine Younger

— Лиза, — рука в распущенных девичьих волосах была неожиданно ласковой, и Павлова почти безвольно подняла голову, не мигая, смотря на Холмогорова, — ну?..

— Кос, — она рухнула лбом на сильное плечо. Все хорошо, и он снова защитил её. И только за это она любила его ещё больше, — я устала.

— Поехали домой, — Космос не собирался здесь оставаться, — домой!

88-й. Предопределение

Софа пошла вслед за Пчёлой, с которым упорно не хотелось расходиться по разным углам, не назначая новой встречи. У него могли быть ночные неотложные дела, а Голиковой же просто надо было зайти домой, захлопнуть за собой стальную массивную дверь, и шумно выдохнуть. Она давно привыкла жить именно так, не принимая событий и людей близко к сердцу, не влюбляясь без страховки. Витя почему-то хитро подмигнул, сворачивая с пути к дому Софки, и односложными фразами уговорил подругу пройтись с ним. Этот вечер в дискоклубе и драку ему нужно было с кем-то пережить. Можно было говорить, узнавая, почему их знакомства странно переплетаются. Бывает же…

— Витя…

Софку не смущает, что темные локоны упрямо спадают с плеч, щекоча щеки. Ей просто нравилось ощутить себя свободной. Как сейчас, ночью, на Ленинских горах. Зачем Пчёла привёл её сюда? Не свидание же! Он и сам не знает, а ей просто не страшно…

— Чего, Софка Генераловна?

— Если бы ты не появился, я бы и не знала, что поделать! Ты всегда выскакиваешь так вовремя?

— Хорошо, что все миром закончилось…

— Ты бросился к близкому на помощь, не раздумывая, — она уверена, что Пчёла показал свою истинную сущность, — это важно, Вить.

— А мы с тобой, — отчего-то именно сейчас Пчёлкину захотелось это разузнать, — нет, теперь мы с тобой точно близкие! Банановые брюки меня порешили, чёрт…

— Ага, чучело, — девушка снимает со светлой шевелюры юноши черную кепку, — и почти одной крови, Маугли!

— Да уж, Багира! И обосрать, и похвалить — все за один раз сделать можешь, — на эти шуточные действия подруги Пчёла смотрит, как на игры малого ребенка, — и хорошо, что сегодня не пролилась чья-то звериная кровь…

— Великий и ужасный ты, Пчёлкин! Разминаюсь, и разве я не права?

— Да я ж не отрицаю, Голикова! — с ней практически невозможно спорить. — Один раз, блять, с тобой поспорил — так и познакомились. И что на это скажешь, любовь моя?

— Слушай, полосатый жучара! — Пчёла уже привык, что его прозвище склоняют как угодно, а Софка таки вообще стала виртуозом по этой части. — Давай вон, на небо полюбуемся, вот оно какое красивое, не за этим ли ты меня сюда привёл, романтик?

— Может быть, мадам, поцелуемся?

— Только этого ещё не хватало, Витя!

— Да, вот именно, никогда не сек фишки в этой книжной романтике…

— Аналогично!

— Но ты это место запомни! Мы сюда с Лизкой и пацанами в детстве гонялись, а вон с того дерева Космос с Филом твою подругу вытаскивали! Раз десять, точно! Это я так, чтобы ты больше знала о том, с кем связалась, и потом не жаловалась, что злой дядя Пчёла тебя не предупреждал!

— Ты, что ли, по деревьям лазить подучил?

— Знай наших, мать!

— Пчёл! — у Софы это восклицание получается как-то обреченно, с неповторимым акцентом на крайнюю «л».

— Да, любовь моя, — Пчёла в очередной раз назвал Софу заветным словом, — повествуй!

— Я запомню все твои рассказы, и когда мы будем дряблыми старичками, то напишу мемуары, — и Голикова потрясла ладошками, изображая свою далекую старость, — и с тобой в главной роли.

— Я стану твоим первым читателем!

— Кто отважится проглотить мой монотонный бред?

— Не пали мои косяки…

— Так и быть!