Небо в алмазах - Alexandrine Younger

— Ай, ла-а-дно, прохладно! — Пчёлкин выпрыгнул из машины, и захлопнул и без того потрепанную временем жестяную дверь. — Пиликай ещё, Космодром, не услышит!

Пчёла помчался от машины Холмогорова, на бегу поправляя золотистую шевелюру, не скрытую сегодня обычной его кепкой — любимой, составляющей первый элемент необходимости в гардеробе. «Не солидно» — твердил ему Кос, и, наверное, в чем-то был и прав, но ровным счётом это ничего не меняло. Пусть и кепочка сегодня так и осталась на тумбе, забытой игрушкой. Впрочем, мысли обращались к другим берегам. О кепках была думать ку-у-да проще! Тут такой ребус намечается, что, как ни крути, а голову Витя уже ломает, капитально.

Сейчас он не знал, чего хотел больше: помирить Лизку и друга или всё же таки… ещё раз поговорить с девушкой, которая явно давала осознать — просто друзья. Расклад Пчёлу не устраивал. Какие, блин, к чёрту, друзья, не проходят с ним такие выкрутасы! Он давно не в детских штанишках. Пора бы уже обозначить ориентиры, и не строить из себя принцессу-недотрогу. Но за острые углы парень не заходил, за маяки не заплывал, выжидал и пытался понять, кто же перед ним? Пошел второй месяц подвигу Вити Пчёлкина.

— Софа-а-а! — на первый вскрик не обернулась, но хоть на второй, победный, притормозила. — Чё как не родная! Не угнался бы, ноги бы поломал, не жаль дворнягу?

— А как должно быть, Вить? — Софа шумно выдохнула, убирая с глазниц выпавшую из ободка прядь. Что он здесь делает?! Явно не за ней, а за сестрой прибыл, а ещё так улыбается — придушила бы на месте за одну эту характерную черту при встрече. — Может, ещё поцелуемся? — сталь в девичьем голосе семнадцатилетней студентки неважная — выдавали красные то ли от ветра, то ли от волнения уши.

И не один он здесь, как знала. Из черной машины, стоящей менее, чем в десятке метров, виднелась длиннющая мужская рука, держащая в пальцах сигаретку — как есть, Холмогоров. И, конечно же, Космос ждал Лизу, только вот Софка сама оставила её в другом обществе. Любопытно, если Кос увидит около Павловой Славу, который так странно смотрит на Лизу, будто давным-давно все-все о ней знает…

Не разразится ли третья мировая? Не тот ли это однокашник, из-за которого, по рассказам Пчёлкина, случилась драка по Лизину красоту? Ох, Господи! Профессорская дочь пожалела, что удалилась по делам, оставляя Лизу со старым знакомым. Родители собирались для поправления здоровья матери в санаторий под Ялтой, но кажется, что все дела Софы на сегодня — скатываются к белым кроссовкам Вити Пчёлкина.

— Окей, без базара! — Витя часто закивал головой, соглашаясь с зеленоглазой. — Ну, здравствуй, любимая! — вырвалось у него совершенно обыденно, будто с незапамятных времен здороваются именно так, да еще и не краснеют.

А уж когда наклонился, и поцеловал в щечку, будто младшую сестренку… Или не сестренку… Все, летит… Нет, не в космос… это по части Павловой, она в этих пришельцах разбирается; куда-то в другие пространства с привкусом медовых сот, но мозг точно не в нужной кондиции. Возьми себя в руки, Голикова!

— Привет, любимый… Нервотрёп! — припомнилось слово, вылетающее у Пчёлы при виде влюбленных Космоса и Елизаветы. — Заикой сделаешь, ты зачем так орал, великий и ужасный?

Их совместный инопланетный трёп то ещё увеселение, но отказываться от него никто не собирался. Хоть, люди-то не поймут… Но это не слишком волновало и Софу, и брата Лизы Павловой.

Пчёла характерным жестом пальцем растрепал свою золотистую с переливами гриву, и ответил:

— Ты моя последняя надежда! Точнее… — он обернулся, и помахал Космосу рукой, прикрикивая: — Эй… Вылезай, что ли, Космос! Таможня дает добро!

— Это допрос? — не могла не заметить Голикова. — Ты с сестрой, зачем поссорился?! Она же вроде, как и с тобой не разговаривает, так какого черта, мне докладывать тебе о том, что с ней?