После долго и счастливо - Хлоя Лиезе

Очередное низкое рычание перебивает тихий, надломленный, сдавленный звук, а потом…

— Фрейя, — шепчет он.

На мои глаза наворачиваются слёзы. Моё имя на его губах эхом раздаётся между нами.

Он тихо повторяет моё имя снова и снова, затем прислоняется лбом к кафелю и стонет. Его рука стремительно движется, звуки скользящего в его ладони члена становится всё более быстрыми и влажными.

Моё тело послушно реагирует, вспоминая, каково это, когда каждая нежная и чувствительная клеточка моего тела горит заживо, когда мои ладони проходятся по его спине и ниже, привлекают ближе, пока я умоляю дать мне всё.

Желание и негодование схлестываются во мне лобовым столкновением противоположных эмоций. Он хочет меня так сильно, что трахает свою руку с моим именем на губах, но при этом месяцами даже не пытался заняться со мной любовью? Он хочет всё исправить, но говорить должна я?

Движения Эйдена сбиваются. Гортанный, израненный рёв вырывается из его горла, когда он поднимает руку и ударяет ей по стене.

— Бл*дь, — стонет он. Уронив лоб на кафельную стену, он начинает ритмично колотить по ней кулаком.

А потом… стоны становятся размеренными, срывающимися, сиплыми. У него вырывается звук, которого я никогда не слышала. Эйден… плачет.

Должно быть, я тоже издаю какой-то звук, потому что он поднимает голову. Он меня услышал. Медленно оборачиваясь через плечо, он встречается со мной взглядом. Его синие как океан глаза так же покраснели, как мои, челюсти крепко стиснуты под тёмной бородой. От душа его волосы сделались чёрными, длинные ресницы слиплись. Он смотрит на меня так, как не смотрел очень долго.

Наши взгляды встречаются, и почему-то я знаю, что мы вспоминаем одно и то же. Последний раз, когда у нас был секс. Здесь, в душе. Как дико всё начиналось, будто мы продирались, старались уцепиться за то, кем мы были когда-то, делали то же, что и раньше — играли. Я потирала себя до оргазма под водой, он грубо дрочил себе, пока я смотрела.

Я помню, как затрепетали его веки, как дрогнула его рука и приоткрылся рот, когда с губ слетел последний вздох. Как он пролился на кафель, неизменно не отводя от меня взгляда. Как он вытащил меня из душа, вытер полотенцем и опустился на колени у моих ног. Я снова и снова кончала от его рта… А потом мы сделали это ещё раз, так торопливо, что даже не расстелили постель — подобно ярко полыхнувшей солнечной вспышке. Пока всё не погасло. И не похолодело. Пустота оказалась намного темнее без поразительной красоты, только что озарившей её.

Я вытираю слёзы, руша момент. Эйден моргает и встаёт глубже под струи душа.

— Прости, — бормочу я, глядя куда угодно, только не на его тело. — Я не хотела…

— Всё хорошо, Фрейя, — тихо говорит он, вспенивая шампунь на волосах. Но я понимаю, что он неискренен. Я смутила его. Вторглась в его личное пространство.

Видимо, теперь нам оно нужно. Личное пространство.

Я повелеваю своим глазам не смотреть на него. Не на ту часть его тела, что я знаю так интимно, не на его длинные ноги и мощные квадрицепсы, более белые вверху, загорелые от середины бедра и ниже, потому что этот мужчина — причуда природы, и обретает золотисто-коричневый загар в тот же миг, когда наступает лето, но зимой у него очаровательная алебастрово-белая кожа. Это намного сложнее, чем должно быть.

— Я зашла, — говорю я, делая свой голос твёрдым, — спросить, хочешь ли ты пиццу. Я собиралась заказать, потому что не купила продуктов.

— Я схожу за продуктами завтра.

— Ладно. Но сегодня мне нужно поесть, так что я спрашиваю о пицце.

Он споласкивает шампунь с волос.

— Пицца устроит.

— Ладно. Спасибо.