После долго и счастливо - Хлоя Лиезе

— А, это так, — он отвечает так, будто понимает. Интересно, понимает ли. Может, поэтому его общество меня расслабляет. Потому что я его не смущаю, потому что мы похожи чуточку сильнее, чем я думал. — Ну, я не хочу тебя задерживать, если тебе надо походить ещё, — говорит он.

— Вообще-то… — я ловлю себя на том, что смотрю на место на скамейке рядом с ним. — Ты не против, если я…

— Прошу, — он подвигается, давая мне место.

Как только я сажусь, я тут же начинаю нервно подёргивать коленями. И это заставляет меня скучать по Фрейе. Она никогда не кладёт ладони на моё бедро и не пытается остановить меня. Её пальцы просто переплетаются с моими и крепко сжимают в знак ободрения.

Бл*дь, я её так люблю.

Я тру лицо и вздыхаю.

— Прости. Я сегодня витаю в своих мыслях.

— Меня это не тревожит, — Том разминает плечи и скрещивает руки на груди. Когда мы так близко, я улавливаю от него лёгкий запах ментоловых сигарет.

— Ты куришь?

Он кивает.

— Да. Конечно, за пределами кампуса. Мне не хочется расставаться со своей зарплатой.

Я крепко зажимаю руки между коленями, стараясь продышаться вопреки тесноте в груди.

— Тебе не стоит этого делать.

Он сдвигается на скамейке.

— Я в курсе. Однако я начал в тринадцать, так что поздновато исправляться.

— Что? Как ты скрывал это от родителей?

Он слегка косится в мою сторону, после чего снова смотрит вперед и говорит:

— Ну, эм… они редко бывали рядом. А когда бывали, решили, что я проблемный, и меня уже не изменить.

— Упрямый? — я размеренно дёргаю коленом, но моё сердцебиение начинает замедляться. Я втягиваю очередной вдох через нос и сосредотачиваюсь на Томе.

— Ага, — говорит он. — Я был неисправимо упрямым. Ну, пока не встретил девушку, которая заставила меня взять себя в руки. Она была первой, ради кого мне захотелось наладить свою жизнь. И я сделал это. Но, само собой, в итоге я ужасно облажался.

— Как? — спрашиваю я, закрывая глаза и сосредотачиваясь на дыхании.

Он ёрзает на скамейке, заходится влажным кашлем, а потом говорит:

— Я был. Я был зависимым. И я выбрал это вместо неё. Вместо… всего.

От этих слов по моей коже бегут мурашки. «Я выбрал это вместо неё. Вместо всего».

— Но, эм… последние три года я трезв, — говорит он, — так что я стараюсь праздновать этот факт. Ну… — он сипло и хрипло смеётся. Я слышу смолу, покрывающую его лёгкие. — «Праздновать» — это с натяжкой. Проходя мимо бара, в котором я напивался каждый день, я напоминаю себе, что на самом деле не хочу выпить; мой мозг просто хочет спокойствия, которое давал мне алкоголь. А потом я иду домой и вместо этого читаю, — он отпивает из термоса. — Вот тогда я праздную.

Может, это потому, что он выглядит примерно на тот же возраст, что и мой отец. Может, это потому, что моя мама говорит, что мой отец был из тех людей, которые переполнены потенциалом, но так и не смогли выбраться из тисков зависимости. Но я испытываю благодарность, видя кого-то, кто смог. Кто выбрался.

— Прости, — говорит он, почёсывая свою бороду, — что вывалил на тебя свою трезвость.

— Я вовсе не против послушать об этом. Этим надо гордиться.

Он пожимает плечами и дёргает себя за мочку уха, погружая меня в состояние дежавю. Я тоже иногда так делаю, когда смущаюсь. Рука Тома опускается от его уха, и я возвращаюсь в настоящее.

— Не возражаешь, если я спрошу, как ты оказался в сфере образования? — спрашивает он, ковыряя свои огрубевшие от работы руки. Он ковыряет кутикулу и резко отрывает. На поверхности выступает крохотная капелька крови.

Моргнув, я откидываюсь на скамейку и делаю глубокий вдох.

— В школе мне хорошо давалась математика, и я был практически одержим тем, как оперируют успешные компании, как люди богатеют, как вообще устроено богатство.

— И почему же?