Грехи святого - Белла Джей

Я положил руку ей на бедро, мягкая ткань платья ласкала кончики моих пальцев. Ее тело дрожало под моим прикосновением. Возможно, это был страх. Или желание. Похоть. Судя по тому, как ее губы разошлись от порыва воздуха, я был уверен, что это было последнее. Меня поражало, как две противоположности, вроде нас, имеют такую власть друг над другом. Магнетизм между нами делал невозможным разлуку. Но вместе мы казались… безнадежными. Сильными. Но безнадежными.

Не было музыки, не было ничего, что могло бы направить наш ритм. Но когда я начал перебирать ногами и сжимать ее руку в своей, волны притяжения создали между нами поток, который позволил нам раскачиваться в такт собственным ритмам. Ощущение ее прижатого тела ко мне успокаивало, и мне нравилось, как она прислоняла голову к моей груди, словно делала это всю жизнь, словно в моих объятиях она могла найти утешение. Трудно было представить себе время, когда она ненавидела меня, боялась меня, желала только одного — освободиться от меня.

Моя плененная жена стала моей блистательной королевой.

13

МИЛА

В его объятиях было тепло и уютно, едва заметное покачивание наших тел убаюкивало напряжение от надвигающегося разговора, который, как я знала, нам предстоял. Но я была поглощена романтическим настроением, которое витало вокруг нас, и хотела насладиться им несколько мгновений, прежде чем груз моего вопроса разрушит его. Может быть, я была глупа, желая узнать, что послужило причиной его вендетты против отца. Но мне почему-то казалось, что знание причины его ран поможет мне лучше понять его.

Он крепче прижал меня к себе.

— Сначала ты не переставала требовать ответа, а теперь тянешь время.

— Не тяну время. Просто смакую.

Он прижался подбородком к моей голове, пока мы продолжали танцевать, и его знакомый запах затягивал меня в ловушку. Я превратилась из женщины, которая страстно ненавидела его, в жену, которая любила его всем сердцем. Как бы я ни ненавидела близость с ним вначале, теперь я жаждала ее больше всего на свете.

Я закрыла глаза, когда он провел рукой по моему позвоночнику, а его пальцы обхватили мою шею.

— Он убил ее.

Я замерла, но он продолжал двигаться в своем собственном ритме, и его хватка на моей шее усилилась.

— Мне было двенадцать лет, когда я нашел ее безжизненное тело.

Мое сердце бешено заколотилось, и я поднесла кулак ко рту, стиснув челюсти.

— Передозировка. Так они это назвали.

Его кончики пальцев гладили обнаженную плоть моей шеи, его подбородок лежал на моей голове, а его ритм не сбивался ни на секунду.

— Но я знал, что это ложь. Никто не любил жизнь так, как моя мать. Она видела красоту во всем. Даже в грозу она говорила о том, какой чистой и полной новой жизни будет земля после нее. И она была счастлива. Всегда была чертовски счастлива.

В его голосе появились трещины, когда он погрузился в воспоминания, и мое сердце оборвалось. Мои слезы хотели бежать за ним.

— Я до сих пор помню, как ее улыбка делала все на свете правильным. Мой отец был строг со мной в детстве, постоянно твердил об обязанностях мужчины в жизни. И в то время, как он заставлял меня чувствовать себя некомпетентным, не оправдывая его ожиданий, она просто обнимала меня. Эти объятия были всем, что мне было нужно, чтобы не потерять безопасность, в которой так нуждается двенадцатилетний мальчик.

— Сэйнт.

Он еще крепче прижался ко мне, словно ему нужно было за что-то ухватиться… за меня.

— За неделю до ее смерти я услышал, как она ссорится с моим отцом. Они почти никогда не ссорились, поэтому я до сих пор помню каждое сердитое слово. Они спорили. Мама обвинила его в любовной связи. Он, конечно, отрицал это, но мама ему не верила.

— Это была правда? У него была интрижка? — Я опустила голову и уставилась на свечи, мерцающие в беседке.

— Он и по сей день это отрицает.