Дикая любовь - М. Джеймс

Я провела весь день и ночь, попеременно спя и плача, чувствуя себя потерянной и безнадежной, не зная, что делать дальше, как поступить. Я провела те часы, когда не спала и не плакала, размышляя, не нужно ли мне начать учиться закрываться от него, чтобы защитить свое сердце, пока оно не стало неподъемным.

И теперь я знаю, что сегодня он кое-что от меня скрыл.

— Я помню, что прошлой ночью кровь лилась только из меня, — холодно говорю я ему, скрещивая руки, стоя перед ним в дверном проеме. — Но это не должно быть соревнованием.

— Елена. — Левин поворачивается ко мне лицом, и выражение его лица на мгновение становится совершенно ошеломленным, прежде чем он сглаживает его. — Тебе не следует вставать с постели.

— Доктор сказал, что это не полный постельный режим. Что происходит? — Я указываю на раны на его бедре и руке, которые выглядят не так плохо, как те, что я помогла ему залатать после драки в отеле, но все равно выглядят не очень хорошо.

— Тебе не следует вставать с постели, — снова настаивает он, и я бросаю на него взгляд.

— Хватит менять тему.

— Я могу справиться с этим сам. — Одной рукой он роется в аптечке, а другой пытается удержать компресс на бедре, по руке стекает кровь.

— Ты помнишь, что случилось в Рио? — Требую я, мое раздражение растет с каждой секундой. — Я могу помочь. Садись.

Он смотрит на меня так, будто не совсем меня видит, а потом испускает долгий вздох и опускается на унитаз, все еще прижимая компресс к бедру, пока я начинаю выбирать вещи из аптечки.

— С такой аптечкой в Рио было бы легче, — бормочу я, доставая из нее перекись, мазь, бинты, марлю и все остальное, что, по моему мнению, может понадобиться.

— Рио было бы легче со многими вещами. Елена, серьезно…

— Тебе лучше помолчать. — Я бросаю на него взгляд, и он слегка вздрагивает. Думаю, он видит, как я расстроена и зла, потому что больше ничего не говорит, пока я начинаю обрабатывать рану на его руке.

Если он и не знал, то понял, когда я не потрудилась предупредить его, что будет больно, когда я закончила счищать старую кровь и прижала к ране смоченный спиртом тампон, чтобы очистить ее. Левин вдыхает сквозь зубы, но не произносит больше ни слова и не делает ни одного движения, пока я очищаю рану, аккуратно закрываю ее бинтами-бабочками, а затем смазываю края антибиотической мазью и накладываю марлю, обматывая ее другим бинтом.

— Я могу сделать ногу…

Я игнорирую его и тянусь за полотенцем для рук. Рана на его ноге больше, еще не настолько плохая, чтобы ее нельзя было залатать здесь, но уже настолько, что при виде ее я тяжело сглатываю.

— Это ведь огнестрельные раны, да?

— Просто царапины. — Левин смотрит на меня, пока я убираю старую кровь. — Мне чертовски жаль, что ты видишь достаточно, чтобы понять это, Елена.

— Похоже, это может пригодиться, когда я замужем за тобой. — Я прижимаю к ране еще одну смоченную спиртом подушечку, и челюсть Левина сжимается, мышцы на ней подпрыгивают, когда я заканчиваю чистку и начинаю снова стягивать края бинтом.

— Ты не должна заниматься этим.

— А кто еще должен? Я твоя жена.

— Я должен защищать тебя. Держать тебя подальше от всего этого…

У меня сжимается челюсть, и я чуть сильнее, чем нужно, стягиваю края раны, заканчивая перевязывать ее.

— Ты проделал хорошую работу, защищая меня. Но мне кажется, что я уже очень долго во всем этом участвую, Левин. Так что позволь мне помочь тебе, по крайней мере, я хоть что-то делаю. Ты, как никто другой, должен знать, каково это.

Последнее предложение, пожалуй, слишком. Но он ничего не говорит, молча наблюдая, как я заканчиваю латать рану.

— Что случилось? — Спрашиваю я, похлопывая антибиотическую мазь по краям. — Ты можешь хотя бы сказать мне об этом?

— Просто работа. Охрана груза, на который Диего планировал напасть. Коннор и Лиам позволили мне пойти туда с Джейкобом и их ребятами.