Неотразимый - Лили Валентэ

От станции метро в Бруклине мы идем рука об руку.

Со стороны может показаться, что две хорошие подруги прижимаются друг к другу, чтобы согреться, в то время, как ветер с Ист-Ривер проносится через офисные здания и улочки, превращая их в аэродинамические трубы. Холодный бриз покачивает помпоны на шапочках и вызывает слезы. Рабочий день завершен, люди спешат в метро, на такси, занять место в баре в «счастливые часы», чтобы получить «Мохито» за полцены.

Никто не обращает на нас пристального внимания, не замечает бисеринок пота над моей верхней губой, того, как Кери впивается в мое запястье и как странно ее правая рука скрывается под коричневой курткой, чтобы удобнее было прижимать пистолет к моим ребрам.

Я крепко сжимаю челюсть и заставляю себя двигаться, шаг за шагом, хотя все во мне кричит, что надо бежать. Лучше получить пулю здесь, на людной улице, где у меня есть шанс спастись. Кери обещала, что если я буду вести себя тихо и сделаю все, что она скажет, то мне не причинят вреда. Но чутье подсказывает, что если я позволю ей увести себя подальше от толпы, где мы останемся наедине — она, я и пистолет — то мне уже не удастся никуда пойти.

Пять раз я чуть не срываюсь с места между станцией метро и заброшенным полуразвалившимся зданием под Бруклинским мостом, но затем вспоминаю о двух розовых полосках. Думаю о малыше и шансе потерять его, риск слишком велик. Одна жизнь — возможно, я бы сбежала. Но сейчас нас двое.

Две жизни, которые зависят от того, как я буду подчиняться, поэтому продолжаю идти рядом с похитителем, молясь, чтобы не допустить фатальной ошибки.

Молюсь, чтобы Эдди пришла в себя и вызвала полицию. Молюсь, чтобы Аарон посчитал странным, что я ушла с женщиной, слоняющейся вокруг здания и оставляющей мне странные послания, и позвонил руководству.

Молюсь, чтобы мне представилась возможность вырваться и оказаться в безопасности.

Похищение уже не удалось — Кери не планировала того, что в квартире окажется Эдди или кто-то еще, кто сможет опознать в ней человека, который насильно увел меня из дома. Она взвинчена, раздражена и взволнована сильнее, чем в последнюю нашу встречу. Если мне повезет, то это заставит ее сделать ошибку, которую я смогу использовать в своих целях.

А если тебе не повезет, то она застрелит вас раньше, чем планировала, и убежит до того, как ее поймают.

Сжимаю губы, борясь с приступом тошноты, когда Кери протаскивает меня через ржавую дверь прямиком к заваленной мусором лестнице. Я замираю. Горло перехватывает, когда дверь захлопывается и коридор погружается в темноту. Над головой проносится поезд, грохот вагонов и скрип колес по рельсам такие громкие, словно я лежу под рельсами.

Так громко, что никто не услышит выстрел.

Никто не услышит мой крик.

Никто не услышит мой последний вдох.

— Шагай. Наверх, — Кери толкает меня в спину как раз в тот момент, когда мой страх достигает апогея и заставляет мир вокруг закружиться, а несчастный желудок выворачивает наизнанку. Я склоняюсь как раз в тот момент, когда тошнота подступает, и меня вырвало рядом с обувью.

Меня тошнит до тех пор, пока внутри ничего не остается, и из меня выходят тонкие струйки желчи на грязный пол. Я смотрю вниз на грязную кафельную плитку, на которой лежит крысиный помет, обертка от мороженного, зеленое битое стекло, моя блевотина. А что, если это то, что я вижу в последний раз? Приставит ли Кери пистолет к моей голове и выстрелит сейчас, избавив себя от необходимости подниматься туда, куда планировала прежде?

Я зажмуриваю глаза, вытирая рот рукавом, борясь за восстановление контроля, чтобы успокоиться и подумать о чем-то хорошем, чем-то прекрасном. Мне не хочется умирать так, в ужасе и отчаянии, столкнувшись лицом к лицу с доказательствами того, что жизнь может быть ужасной.