Это всё из-за тебя - Анна Никитина

Мне хочется провалиться сквозь землю. Хочется там смыть все начисто и насухо. Хочется скрести пальцами. Только бы это исчезло. Только бы эти всполохи, что остались на нижнем белье и плоти, испарились. Срываю все с себя и закидываю в стирку. Ставлю на быстрый режим и не жалея порошка, сыплю в отсек. Закрываю и запускаю. Открываю душ и, несмотря на то, что температура далека от нормальной, встаю прямо под струи воды. Плевать, что холодная. Даже болезнь сейчас не пугает. Только бы смыть с себя этот позор. Тщательно моюсь, когда температура становится приемлемой для купания. Внизу прохожусь пару тройку раз, пока не ощущаю сухость и даже немного жжение от своих недлинных ногтей. Стук в дверь возвращает в реальность.

— Аня, ты тут? — раздается за дверью голос мамы.

— Да, — кричу ей в ответ, прочищая горло.

— Всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает мама.

— Да, — отвечаю и выключаю, наконец, воду. Стягиваю с вешалки большое банное полотенце, подаренное Полей. — Сейчас выйду.

Насухо вытираюсь. С комода вытаскиваю новую сорочку и надеваю на голое тело. Постиранное развешиваю на батарею и выхожу.

— Все в порядке? — снова тот же вопрос задает мама.

— Да. Просто месячные пошли. Белье пришлось в стирку кинуть и покупаться, — нагло вру маме.

— Может, сходим к Софии? Если не ошибаюсь, они у тебя только на следующей неделе должны пойти. — обеспокоенно спрашивает мама.

— Нет, не стоит, — машу в сторону головой. — Скорее всего, просто переволновалась по учебе. Вот и скачок произошёл.

— Возможно, ты права. Последний год — большая ответственность, — задумчиво произносит мама. — Может, тогда отсидишься дома? — обнадеживающе спрашивает родительница.

— Нет, это мне никак не помешает, — отвечаю маме. Знаю, что Поля обидится, если я её подведу. Да и самой, честно говоря, хочется вырваться немного на свободу от родительской гиперопеки.

— Ну, хорошо, — неохотно соглашается мама. — Все нам приходится делать самим. Никакой помощи от старших дочек. — махнув рукой, мама уходит на кухню. Я же закатываю глаза. Новые виды манипуляций и взывание к чувству вины. Оно и так большим грузом сидит на мне. Но с каждым днём они его только уплотняют покрепче на моих плечах.

— Мам, ну что ты такое говоришь! — возмущаюсь. — Мы всегда с Полей вам помогаем, пока Даша с Машей на дополнительные занятия ходят и возвращаемся позже, чем они. Пусть хоть разочек помогут. Маша как раз сможет математику на практике подтянуть, а Даша хоть немного освоиться в церкви, ведь она там практически не бывает. — вступаюсь за нас с сестрой.

— Это потому, что они приемные, да? Поэтому ты так о них говоришь? Не думала, что воспитала такую бессердечную и неблагодарную дочь, — в сердцах говорит мама, чем основательно укрепляет во мне вину. Я в ней, как в трясине. Не выбраться, за какие канаты и прутья не хватайся.

Черт, вот не хотела этого всего.

— Прости, — обнимаю родительницу со спины. — Навалилось всё и сразу, вот и не сдержалась. Я люблю наших близняшек и не считаю их чужими. Они наши. Были и будут всегда, — говорю, извиняясь.

— Ладно. Иди собирайся. Скоро отец проснется.

— Спасибо, — целую её в щеку и сбегаю к себе в комнату.

Пристыженная самой собой за свой внешний вид, первым делом бросаюсь к шкафу. Вытягиваю чистое белье. Сейчас как никогда хочу почувствовать защищенность и максимально закрытой. Голое тело — распутство и божья кара. И то, что мне хочется к себе прикасаться — это новое шокирующее открытие, как только вспоминаю отрывки своего сна. Хочется смотреть на себя обнаженную. Трогать. Ласкать. Долго смотрю на себя в зеркало и когда рука опускается до лобка, резко одергиваю себя. Закрываю дверцу с шкафа со вставленным в него зеркалом и одеваюсь. Темные джинсы и белая майка. Всё максимально прикрыто.

Господи, Боже мой…