Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

Несмотря на свой ужасный рюкзак, Джулия была небесным созданием: волосы цвета меди, невинный взор, чуть рельефный носик, высокая попка и веснушки на груди. И еще она читала «Дьяболик». Разумеется, я изо всех сил принялся развивать темы комикса (это в порядке вещей, особенно когда ты полон неясной тревоги) и в тщательно отслеживаемых паузах между затяжками пытался нащупать общие точки в данной материи. Джулия слегка оживилась, но это «слегка» для меня было дороже всего на свете.

— Мне очень нравятся Ева и Алтея, подруга Джинко. Они просто две дуры сумасшедшие, из-за любви могут что угодно сотворить. Я помню, когда они вдвоем убегали от одной банды… обалдеть. Ты читал эту серию?

— Нет.

— Прочти. Если у меня осталась, я тебе завтра принесу.

— …

— О чем ты думаешь?

Я окаменел. Мой рефлекс, заточенный под оценку девушек, вырубился. Я Джулию вообще не знал, но она никак не могла быть девушкой «быть». Ни даже «иметь». И уж совсем никак девушкой «на равных». Я не мог классифицировать ее. Она была просто девушкой, которую мне хотелось поцеловать. Если бы, следуя игре с фатумом, она предложила бы мне какую-нибудь из частей своего тела, то я выбрал бы губы, потому что когда кто-нибудь тебе по-настоящему нравится, то прежде всего тебе нужен поцелуй, а потом уже груди и все такое прочее. Поцелуй — это единственное слово, в котором содержится целый разговор.

Впервые в жизни на вопрос, о чем я думаю, я ответил правду:

— Я думал о том, нравится ли тебе Человек-Паук…

— Да меня от него просто тошнит!

— ???!!!

— Я и фильм смотрела, вконец разочаровалась… А что, тебе он нравится?

— Да нет, Джулия, это я так… Спросил из любопытства.

— Единственный супергерой, которого я люблю, — это Супермен! Он крутой любовник, правда?

— Ага.

Ну почему когда люди влюбляются, то становятся такими дураками, мягкими, покладистыми, и готовы говорить совершенно невозможные вещи, лишь бы угодить своей пассии? Это и вправду любовь, если люди так себя ведут? Это любовь. Для меня это любовь. Потому что, когда любишь, твой избранник становится единственным хранилищем истины, и ты обязан верить ему, просто доверять, потому что в эту секунду мозги отключаются, хотя мои-то в отключке уже бог знает сколько времени.

Я пересказал Виктории всю эту сцену вплоть до малейших деталей, а она слушала с искренним интересом. Я пытался передать ей все бушевавшие во мне чувства, а она не прерывала меня, хотя у нее было до хрена чего еще делать — дрожжи там какие-то или закваску заложить, фиг его знает.

Холодок нашей первой встречи мало-помалу растаял, рассеялся. Первый раз женщина слушала меня и при этом не давала повода думать, что хочет заниматься любовью, а может, я просто никогда не разговаривал с женщинами, которые не хотели спать со мной. В этом месте все правила казались необязательными, даже мои, за исключением ужина ровно в восемь у мадам. Время от времени Виттория адресовала мне улыбку, хотя, как мне кажется, она не понимала некоторых моих миланских оборотов или просто ее очаровала моя речь с грассирующим «р». Или мои точеные руки. Или моя обезоруживающая улыбка. Как истинная жительница Трекуанды, она сообщила мне главные сведения, касающиеся Джулии:

она закончила курсы по гостиничному бизнесу в Монтепульчано три года тому назад;

она и Барабара — две самые красивые девушки Трекуанды;

у нее две старшие сестры, но гораздо менее симпатичные, чем Джулия;

по вечерам она работает в баре своих родителей — «Ла Сиеста»;

в баре висит ее фотография, где ее, сразу после рождения, держит на руках Рафаелла Карра;

у нее аллергия на кошек;

она недавно разошлась со своим парнем, десантником, родом из Апулии, чья часть располагалась в Сиене;

она ненавидит сырую ветчину и жареные артишоки;

она приходится ей двоюродной сестрой.