Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

Я еще немного насладился моментом, перечитывая это «Ани», которое ждал целое лето, и решил, что в такой особенный вечер могу позволить себе раздавить бутылочку вдалеке от всех. Прослушав еще пару песен, я направился, весь такой торжественный, в остерию. Войдя внутрь, я остолбенел от страха: за огромным столом сидели байкерши. Опаньки!

27

Трекуанда казалась городком, забытым в морозильнике средних веков. Приземистая величественная башня, деревце, выросшее на стене замка, мощенные булыжником дороги, сложенные из камней дома, церкви из массивных каменных блоков. Похоже, городишко никогда не испытывал дефицита в камнях.

Хоть местечко и было микроскопическим, центральную площадь мне найти никак не удавалось. Проделав третий безуспешный круг, проехав опять мимо такой знакомой заправки «Петрол-Транс», я наконец заметил домишко на крутом склоне, который мог сойти за ресторан.

Я постучался, вошел и оказался во дворике, где сидела молодая женщина и кормила девочку кашкой. Похоже, это был частный дом. Я отступил на пару шагов, сконфуженный своим незваным вторжением, и тут появился улыбающийся молодой человек в белой рубашке:

— Желаете поужинать?

— Попозже… Вообще-то я искал бар «Ла Сиеста».

— Барре? Вам нужно проехать туда, под арку, и чуть выше, справа, увидите площадь.

— Я там уже проезжал и никакой площади не видел. Там такая церковь в клеточку, газетный киоск и аптека.

— Так это и есть площадь. Площадь Гарибальди. А напротив аптеки как раз бар.

— Вот как? Так это, оказывается, площадь?

Парень посмотрел на меня так, как смотрела Маризела до того, как стала мне симпатичной. В жизни не видел такой маленькой и убогой площади. Да я ведь два раза через нее просвистел со скоростью света. Очевидно, даже в средние века при городском строительстве соблюдали режим строгой экономии. У них, наверное, и в те времена городская администрация не отличалась широтою взглядов.

Я сделал благодарный жест в сторону официанта, вернулся в свой «мадджолино» и полез вверх до самой до этой обетованной площади. Несмотря на запрет на парковку, я поставил машину прямо перед церковью, будто отец невесты. Эта чудная площадь — называйте ее дорожным расширением, пятачком, как хотите — была вытянута в длину и казалась совершенно пустынной, если не считать неонового света да звуков теленовостей из окон. А в центре, в обрамлении четырех забытых столиков, — бар «Ла Сиеста», который означал для меня Джулию, а ты, сука Анита, я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу.

Поглядевшись в матовое стекло микробанкомата, снял штуку евро (зря, что ли, ехал!) и решительно вошел в бар. Это будет неожиданным сюрпризом. Я сделаю вид, что попал сюда случайно, а она решит, что это знак судьбы. Я приглашу ее на ужин и отвезу в тот ресторанчик, он как раз подойдет. Потом мы будем болтать без умолку в машине под музыку «Роллинг Стоунз», станем говорить всякие глупости, пока не пробьет полночь, никогда не знаешь, когда наступит этот момент, ведь полночь — это время первого поцелуя.

Но в этом полубаре, полутабачном киоске с элементами автогриля Джулии не оказалось. Мужчина со скучающим видом стоял за стойкой и листал «Сеттимана энигмистика». По телевизору шла передача с этой ужасной ведущей, ну, такой брюнеткой, у которой скулы с каждым разом становятся все острее и острее.

— Добрый вечер… А Джулия здесь?

— Нет, Джулия подойдет к десяти… Извините, а вы кто?

— Леонардо Сала Дуньяни, очень приятно.

— Вы не здешний?

— Я швейцарец, но живу в Милане.

Если ты мудак, то это пожизненно, невозможно мгновенно превратиться в хитреца. Жизнь нас учит именно этому, не так ли? Кроме того, я никогда не вращался в обществе таких людей.

— То, что вы иностранец, сразу видно… А, вы, наверное, тот самый Грандукинчик из Колле?

— Ну… как вам сказать… блин, вообще-то да.