Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

Я знаю, что я не сказочный принц, но много ли ты знаешь сказочных принцев, кроме того самого, голубого? Идеальных людей не существует, есть только добрые намерения. Иногда мне кажется, что решения принимаю вовсе не я сам, а мною движет некое смутное предопределение. Ты единственная, способная понять это, ты единственная, способная осветить мой путь, когда разум мне изменяет и мир населяется призраками. Я знаю, ты уже давала мне тысячу шансов, но когда любишь, пределов не существует, так ведь? Разве это не твои слова? Эти туфельки для тебя. Извини, хрустальных башмачков не было… Ты так спешила убежать сегодня утром, ты потеряла сразу оба… и помни, что даже если башмачки окажутся тебе не в пору, ты по-прежнему останешься моей Анитой. Не могу гарантировать, что больше никогда никакого кокса под твоими каблучками не обнаружится, но знай, это дело, возможно, единственное, что примиряет меня с миром. Примерь туфельки — и позвони мне. Делай со мной, что хочешь, только не исчезай. We are One, but we are not the Same. Разве не эту песенку ты столько раз напевала?

Я люблю тебя, как никто больше тебя не будет любить.

Леон

Я нарисовал Человека-Паука, оплетающего сердце паутиной. Рисунок получился, прямо скажу, дерьмовый, но по крайней мере гасил излишнюю приторность письма. Я был чертовски неуверен, все ли я делаю правильно. Как я обычно поступаю в подобных случаях? Названиваю ей на мобильник, нажираюсь, заваливаю бесполезными SMSками, караулю ее у конторы «Сотби», посылаю сотню роз. Чересчур предсказуемо, разумеется, но каждый раз во мне пробуждается ужасное беспокойство, потому что я не умею ждать. Ожидание меня просто убивает.

Пока я убеждал сам себя, что написанные мною слова возымеют чудесный эффект, внутренний голос подсказывал мне, что на этот раз я катастрофически пролетаю. Кокс, ганжубас, кайф, пицца, Антонелла — как хочешь это дело называй, но мой генератор счастья удалял меня от Аниты все дальше и дальше. В начале нашего знакомства я как-то уговорил ее попробовать, и мы отрывались с ней не по-детски, особенно когда занимались сексом. Это дело ей поначалу даже нравилось, и нравилось крепко. Я разгонялся, пришла очередь косячков, заставил ее пару раз пыхнуть, и она тормознулась. Говорила, что, мол, это как сожрать миску жареного луку или кетчупа — после ганжи все вкусовые ощущения исчезают напрочь. А я гнал без удержу, ничего не замечая, вне себя, вне реальности, пытаясь убедить ее, что это по-прежнему я — Леон, обожаемый ею пофигист, который ради нее попадет пальцем в небо. Ага. Средним.

В ответ она улыбалась той опасливой улыбкой, с которою обычно отвечают пьяным, чтобы не дай бог, те не сорвались и не стали разносить в щепки все вокруг. Она говорила, что кокаин меня губит, разрушает здоровье и отнимает способность думать и нормально жить. Напрасные, тщетные слова. Когда перед тобой белая дорожка первосортного витамина от Дуки, единственная мысль, которая приходит на ум, это: «Боже, хочу, чтобы эта полоска была ничем не разбодяжена и чтоб завтра у меня голова не болела». Дорожка улетала, а дальше начиналась гонка типа «давай еще по чуть-чуть, чтоб не сбиться с ритма, чтоб не уйти в демон, чтоб не слететь с катушек, чтоб догнаться, чтоб не тормозить, ну-ка, еще газку».

В качестве компромисса Анита уговаривала меня не заниматься этим по крайней мере в ее присутствии. По мне, так это чистый эгоизм, вы как считаете? Она была счастлива не видеть меня под кайфом, хотя частенько я был пьяным вдрызг, но алкоголь, видите ли, пугал ее гораздо меньше. В конце концов Анита поставила вопрос ребром: либо она — либо дурь, а я взял и купил ей туфли.