Седьмая вода - Галина Чередий, Алена Нефедова

Василиса.

Не знаю, сколько я оставалась на берегу вдали от всех. Ходила, а точнее уж, металась туда-сюда, стараясь просто сосредоточиться на том, как оседает гнев внутри и успокаивается дыхание, будто подстраиваясь под мерный звук накатывающих волн. Вопрошать себя и космос, ну почему все так, а не иначе, — больше не было желания. Похоже, Арсений из тех, кто никогда не меняется, по крайней мере, во всем, что хоть как-то касается меня. Может, для всех окружающих он и оброс толстым слоем цивилизованности и адекватности. Может, и сам в это верит. Что-то же он пытался мне сказать и вчера вечером, и сегодня утром. Даже извинялся за прошлое в своей неповторимой манере. Но в его случае извиниться вовсе не означает измениться. И то, что произошло только что, — подтверждение этому на все сто процентов. Очевидно, что совершеннейшей глупостью с моей стороны было надеяться, что у нас с ним получится выстроить сколько-нибудь вменяемые отношения, без постоянного наслоения теней из прошлого. Ни черта из этого не выйдет! Единственное, что между нами должно быть — это постоянное безопасное расстояние. Вот и все тебе отношения и разговоры. Разумом это все понималось абсолютно четко, вот только в глубине груди что-то противно ныло. Монотонно, вроде уже и обыденно за все эти годы. Такая боль, к которой привыкаешь, которая уже неотъемлемая часть тебя, но, хоть сто лет пройди, болью она от этого быть не перестанет и не исчезнет. Сначала о возвращении в общую тусовку и думать не могла. При мысли подойти и посмотреть в глаза всем этим замечательным людям после того, чему они стали свидетелями…

Я глядела на всю компанию издали. Интересно, Рыж и Геша уже обсудили со всеми произошедшее? Какие выводы все сделали? Нет, не хочу я опять об этом! Иначе единственное желание, которое возникает — это развернуться и идти без остановки. Во всех ситуациях раньше я выбирала одиночество и переваривание чего бы то ни было в себе. До появления в моей жизни Кирюши моей реакцией всегда было уйти, сбежать — на пустынный берег, закрыться в своей комнате, просто отойти подальше, становясь для всех невидимкой. Но раз я решила меняться, то больше так поступать не следует. Неважно, до какой невыносимой степени мне некомфортно сейчас будет вернуться, я все равно это сделаю. В конце концов, мне надо как-то отсюда уехать. Стало тоскливо от мысли, что больше не выйдет погрузиться в чудесную атмосферу, окружающую этих людей, как искрящийся радужный шар, заражающий своей легкостью и теплом все и всех. Но… не знаю, как так вышло, что Арсений стал частью этого, однако факт остается фактом. Это его друзья, его мир. И если нам в одном пространстве никак не ужиться, то уйти придется мне. Вряд ли эти замечательные люди потерпят повторение сегодняшних событий. И какое им дело, кто прав, а кто виноват. Тут все просто. Арсений свой. Я — нет.

Я пошла к остальным, преодолевая собственное внутреннее сопротивление, словно оно било порывами ураганного ветра в лицо. Однако, когда подошла, никто не смотрел на меня косо, не донимал вопросами.

— Нет, ну ты так со своими прогулками голодной останешься, Русалыч! — тут же напустилась на меня Леся. — Тут же все после каталки, как оголодавшая стая пираний. Сточат и посуды не оставят! Я тебе еле отвоевала всего понемногу.

Она сунула мне в руки тарелку. Я уже было открыла рот сказать, что не голодна, но тут мой желудок взбунтовался, напоминая, что толком в нем сегодня ничего и не было, и громко возвестил об этом окружающих. Народ дружно заржал, кто-то сказал «наш человек», и мое смущение от такого самовольства организма растаяло.