Седьмая вода - Галина Чередий, Алена Нефедова

Да, именно так. Это просто чувство благодарности, свойственное любому нормальному человеку, которому помогли, когда он сам оказался совершенно бесполезен. Знаю, как мужчины относятся к врачебным рекомендациям, столько выхожено по докторам с Кириллом. Я почувствовала себя просто обязанной проследить, чтобы Сеня нормально лечился, а не пустил все на самотек. Помню же, как мама практически гонялась за ним, пытаясь обработать ссадины, когда он являлся после очередной драки, а он так и норовил от нее сбежать, утверждая, что на нем все заживет как на собаке. Меня тогда это ужасно раздражало самим фактом создаваемой вокруг него суеты, тогда как он вел себя, как капризная «суперстар», за которой все должны бегать, выпрашивая право оказать помощь. Сейчас-то понимаю, что смотрела на каждое его действие через призму своих вечный обид и предубеждений. Он был просто бесшабашным и безответственно относился к своему здоровью, что свойственно в том возрасте всем парням, пытающимся рисануться своей неуязвимостью и нечувствительностью к боли. Всю дорогу до кабинета Арсений как-то довольно ухмылялся, искоса поглядывая на меня, и я боролась с иррациональным желанием улыбнуться в ответ. Хотя хотелось. Очень. Вот так идти, держась за руки, как детсадовцы, было совершенно легко и приятно, до такой степени, что на некоторое время перестали иметь значения обстоятельства, приведшие нас сюда, и окружение. Мне просто нравилось находиться вот так бок о бок, и очень радовало, что Арсений и не пытается скрыть, насколько это нравится и ему.

Но хорошего, как говорится, понемножку, и жизнь очень быстро напоминает, что наше предназначение ходить по твердой земле, а не парить в мечтах под облаками. Это я поняла, едва мы вошли в кабинет, и высокая эффектная молодая женщина буквально повисла на шее у Арсения. Первый же его косой взгляд на меня дал понять, насколько ему некомфортно из-за моего присутствия. В единое мгновение исчезла и улыбка, и легкость, ощущение радости и правильности испарились, развеялись, как предрассветный туман под свежими порывами морского ветра, выставляя напоказ всю прозаичность реальности как есть, без романтического флера сглаживающей ее влажной дымки. И в первый момент я разозлилась от этого. Нет, не так. При виде рук этой статной смуглой красавицы на обнаженной коже моего сводного брата, от ее откровенного взгляда, нагло облизывающего его тело, испытала нечто до этого совершенно мне незнакомое, темное, поднимающееся из самых глубин сознания, а может, и совсем не имеющее к сознанию отношения. Ярость, бешенство… вот даже не знаю, как это назвать, но на краткое мгновение это чувство было настолько сильным, что захватило меня всю. Это была не просто эмоция, а нечто безмерно больше. Мне показалось, что если она сейчас же не уберет от него свои руки, я сотворю что-то безумное, на самом деле первобытное. Или же у меня от этого распирающего изнутри чувства просто кровь хлынет из носа, и лопнут легкие из-за усилий сдержать в себе рвущиеся наружу гадкие слова. Но, слава Богу, Арсений сам отстранился, и я выдохнула.