Седьмая вода - Галина Чередий, Алена Нефедова

Целый час я стояла на берегу, глядя на катающую Машку. Мужики по очереди подносили мне то плед, чтобы укутаться, то кусок шоколада с чернющим, почти непрозрачным чаем, то просто стояли рядом и объясняли на более-менее человеческом языке, что именно делает в данный момент оседлавшая ветер всадница. А у меня все внутри обмирало и дрожало от потрясающего действа. Казалось, это я там борюсь с ветром и волнами, это я взмываю над морем и парю на своем собственном крылатом драконе. Мое тело словно отрывалось от каменистого берега, на котором я стояла, наполняясь адреналином и отодвигая все проблемы и переживания в какую-то параллельную реальность. Когда Машка вышла на берег и опустила змея в руки Шону, я подошла к ней и прямо мокрую обняла. Никогда я не была склонна к каким-то спонтанным выражениям чувств, но в этот момент как сама не своя была.

— Ты не представляешь, какой это кайф и драйв, — рассмеялась та, обнимая меня в ответ. — Ты обязательно должна попробовать когда-нибудь. Приезжай летом в Благу, мы там постоянно зависаем, там у нашего хорошего друга кайт-школа, он любого поставит на доску. А уж если тебе понравилось, то тем более — через неделю будешь по крайней меня трамваить, без труков, но это — сама понимаешь…

— А труки это как? Еще круче?

— Самые крутые труки мочит Седой. Он завтра здесь катать будет. Знает, что никто не полезет в воду в такой ветер. Точно приедет, — сказала появившаяся за это время симпатичная рыжеволосая женщина с уже заметно округлившимся животиком, ведущая за руку златокудрую малышку, и без перехода добавила: — Привет, красотка, ты новенькая на нашем безумном чаепитии? Я жена Шона, зови меня просто Рыж, — доброжелательно улыбнулась мне она и повернулась к Шону: — Любимый, давай завтра все вместе приедем, Светуля поснимает, а я потом ролик сделаю с Седым на музыку Muse. Вот очень он мне именно на нее укладывается, — женщина положила узкую изящную ладонь на загорелое предплечье Шона.

Дальше я практически не слышала, о чем говорили эти ставшие такими вдруг близкими совершенно незнакомые люди. Все болтали, смеялись, подшучивали друг над другом, играли в «камень-ножницы-бумага» и «скрабблы» с серьезной шестилетней юной леди… А в голове у меня стояло видение узкой женской ладошки на загорелой мужской руке и непередаваемое ощущение близости, которое было совершенно отчетливым в этом простом жесте.

Острая завись, не жгучая и черная, а светлая и тоскливо звенящая, наполнила меня. Так, когда смотришь и ловишь себя на одной единственной мысли. Я тоже хочу такого. И тепла, и близости, и чего-то еще, неуловимо чувственного и интимного, что было между этими двумя. Хочу, но никогда, наверное, не получу. Потому что я не наивная. Для близости, подобной этой, нужны двое, способных раскрыться до такой степени друг перед другом, что не остается ничего спрятанным, закрытым. Ничего про запас или на потом, на тот случай, если человек окажется не таким, каким казался. Для этого нужна смелость, а я труслива и боюсь боли. Не всегда так было, но толку-то вспоминать? Измениться я уже никогда не смогу, потому что буду бояться, оглядываться и пытаться прикрыть спину, ожидая, что в любой момент все хорошее рассыплется на глазах, разнося душу в клочья.

Вечно буду прятать часть себя, ожидая боли в любой момент, и это самое ожидание начисто убьет возможность рождения доверия. И не стоит даже думать об этом, потому как это словно хождение по замкнутому кругу. Внутри моя зона защищенности, мне там удобно и комфортно, там меня никому не достать. Но чтобы в жизни появилось что-то, кроме безопасности, нужно выйти наружу или впустить кого-то внутрь. А я этого не хочу. Больше не хочу. Может, и трусливо спасаться от боли подобным образом, но это то, что я делаю.

— Хочешь еще кофе или пуэра? — Геша появился рядом, выдергивая меня из размышлений.

— Пу… чего?