Агония - Оксана Сергеева (2018)

Вадиму она написала, хотя о таких вещах не пишут в сообщениях. Но как можно сказать это, глядя ему в глаза? Что она беременна, но ребенка у него не будет. Малыша, о котором мечтал. Может быть, девочки, которую он так хотел назвать Евой. У него не будет. Потому что завтра утром ей сделают аборт.

Так надо. И других вариантов у них нет.

Надышавшись студеным воздухом, она закрыла окно, но не отошла от него. Долго смотрела сквозь стекло и в его отражении увидела, как дверь распахнулась, и Вадим вошел в палату. При виде него сердце сразу ощутимо сбилось с ритма, зайдясь мелкими больными стуками.

— Рожать нельзя… поговори с врачом, — немедля сказала и рукавом отерла с лица катившиеся слезы.

— Ты только успокойся.

Регина все не поворачивалась, никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Иди, он у себя. Он тебе все объяснит.

— Я уже был у него, он мне все сказал. Все, как есть.

— Я не хочу… я не хочу делать аборт, я не хочу, не хочу-у-у, — заплакала она.

— Регина, пожалуйста успокойся. Пожалуйста, — отчаянно сдавил ее плечи.

— Почему я должна выбирать?

— Ты не должна ничего выбирать. Все уже решено. Выбора у тебя нет. Отменить лечение — нельзя. Облегчить его — нельзя. Ты загнешься без лекарств. Мы сейчас будем делать все, что скажет врач. И больше ничего. Скажет пить таблетки — будешь пить таблетки. Скажет сутками лежать под капельницей — будешь сутками лежать под капельницей! Скажет все это совместить — совместишь!

— Это все бесполезно, и ты это знаешь. Ты еще в субботу все знал и ничего мне не сказал! Зачем я вообще тут лежу?! — вскрикнула, забившись в его руках, пытаясь зачем-то вдруг вырваться, и Шамрай сжал ее крепче.

— Ты знаешь зачем.

— Слышать нормально я не могу, родить я не могу… Я ничего не могу! Я себя ненавижу!

— Ты все сможешь. Потом. Ты родишь. Потом. Не сейчас. Закончится лечение, ты окрепнешь, врач скажет, когда можно планировать ребенка, и мы начнем думать о ребенке. Не сейчас.

— Ты будешь думать! Я больше не буду! Найдешь себе здоровую и будешь думать о ребенке!

— Замолчи, — резко сказал он и встряхнул ее. — Я даже не хочу этого слышать.

Она снова начала плакать, но теперь ее слезы были другими — тихими и безнадежными. Покорными. Его мысль заметалась в бессильных поисках верных для нее слов. Но они уже не понадобились. Она обмякла в его руках, потеряв сознание.

У каждого есть свой порог боли, предел выдержки и стойкости. Черта, за которой организм берет паузу, чтобы выжить. Воспаленные нервы Регины не выдержали напряжения этих дней. Она слышала громкий голос Вадима, чувствовала его руки… потом кровать под спиной и под головой подушку, когда он уложил ее на постель. Все это она слышала и чувствовала, только ответить и пошевелиться не могла. В себя ее привел резкий запах нашатыря, от которого в голове что-то блеснуло, и глаза открылись сами собой. Далее последовали вопросы медсестры, на которые она отвечала только взмахом ресниц, укол в вену… и глубокий вздох, снова открывший ей способность говорить.

— Я за ночь свихнусь.

— Нет. Ты сейчас заснешь и проспишь до утра.

— А завтра утром мне сделают аборт.

— Перестань, Регина, не надо…

— Нет, послушай, я хочу, чтобы ты знал. Я хотела этого ребенка. Он был желанным. Я хотела его родить, — говорила в прошедшем времени, потому что уже признала свою потерю.

Впрочем, ей не дали думать по-другому. Когда Антон Павлович зашел сообщить ей об обнаружившейся беременности, он сказал: «У меня для тебя плохая новость».

Ей не дали думать иначе, не дали принять свое положение, ее с первой минуты заставили от всего отказаться. Она даже не смогла написать Вадиму «я беременна» или «у нас будет ребенок», как это обычно делают и как звучало бы правильнее. Она отослала ему холодное и безликое — «беременность». Потому что ассоциировать себя с ребенком было уже безнадежно.