Если о нас узнают - Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

Я кладу телефон на тумбочку и прижимаюсь к Заку, чтобы впитать тепло его тела.

В Берлине особенно прохладная ночь, и хотя во всех комнатах установлен климат-контроль, непрерывного стука мелкого дождика по окнам достаточно, чтобы я почувствовал себя сонно и уютно. Мне жаль группу фанатов, сбившихся в кучу возле отеля в надежде мельком посмотреть на нас. Надеюсь, у них есть одеяла. И зонтики.

– Я не слышу никакой музыки, – говорит Зак. – Может быть, это действительно всего лишь парочка друзей.

– Да, конечно, – говорю я и провожу пальцами по его голому плечу к ключице. Он дрожит, глаза темнеют, когда парень смотрит на меня. – Я уверен, что у него там один или два приятеля для зажигательной игры в «Монополию».

Он сглатывает и касается моих пальцев, откидывая голову назад. Зрелище обнаженного и томного Зака что-то зажигает в моей груди. Дело в том, что я уверен, что никогда не видел никого настолько красивого. Я собираюсь наклониться к нему, чтобы поцеловать в губы, в шею или в любое место на теле – везде, где он позволит. Внезапно Зак сжимает мою руку и отталкивает ее. Он вдруг кажется обеспокоенным.

– Думаешь, он в порядке?

Я коротко смеюсь.

– Ах, да, уверен, он прекрасно проводит время.

Но Зак не смеется. Вместо этого он сводит брови и сжимает губы. Я сажусь, чтобы быть ближе, и наклоняюсь к нему.

– Подожди, ты о чем?

– Не знаю. Он просто… Последние пару раз был под кайфом, когда рядом были его друзья… Я, наверное, слишком много думаю об этом.

Однако дело в том, что до сих пор Зак гораздо меньше беспокоился о благополучии Энджела, чем Джон и я. Если даже Зак считает, что что-то не так, то и мне следует задуматься.

– Ты думаешь, нам стоит проведать его? – спрашиваю я.

Его глаза мерцают, когда парень смотрит на меня.

– Ты не против?

Я закатываю глаза и тянусь вперед, чтобы взять рубашку и кинуть ему.

– Однажды ты что-нибудь сделаешь, не спросив разрешения у всех вокруг, и я потеряю сознание от шока.

– Все так плохо? – задает он вопрос, натягивая рубашку через голову.

Подхожу к его стороне кровати и протягиваю руку, чтобы помочь встать.

– Ты хуже всех. Но не переживай, ты все равно самый лучший.

Когда мы добираемся до комнаты Энджела, Джон уже там. Как и надеялся Зак, на этот раз людей действительно мало. Не так, как в Париже. Но, в отличие от Парижа, я никого не узнаю. Комната гудит словно улей. Все общаются, не обращая внимания на то, что в это время говорят другие. Стоят ли они у окна или на коленях на кровати, у них подрагивают конечности, позы очень странные, а глаза распахнуты шире, чем обычно.

Энджел, который серьезно разговаривает с Джоном у двери ванной, бросается к нам, когда мы заходим в номер. На лбу блестят капли пота, а волосы висят влажными прядями.

– Вы пришли, – кричит он, обнимая нас так, что головы бьются друг о друга. – Я думал, вы нас кинете и займетесь своими делами.

Я тру голову, а Зак хватает Энджела, чтобы удержать его.

– Энджел, ты никому здесь не рассказывал об… этом, верно? – шепчет он.

Энджел сужает глаза и дуется.

– Это секрет, – говорит он. – Я не тупой. И не придурок.

Когда он заканчивает свою речь, его голос становится жестче, и я на секунду задумался, не обиделся ли он на то, что Зак засомневался в нем. Но не успеваю спросить, потому что он уже спешит поговорить с незнакомой миниатюрной девушкой с длинными темными волосами, заплетенными в косички.

Джон присоединяется к нам у двери.

– Думаю, я скоро пойду спать, – произносит он тяжелым голосом.

Я знаю, как он себя чувствует.