Если о нас узнают - Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

У меня все настроено для запланированного FaceTime. Я уложил волосы, убрав их вниз, а не вверх, и на мне рубашка с длинными рукавами, которую я ношу как пижаму. Думаю, я сделал все это, чтобы показать маме, что я – все еще я, хотя она вот-вот узнает обо мне что-то очень личное. Я все еще ее странный ребенок, который обожает поп-панк-группы. Во мне ничего не изменилось, и я хочу это показать. Я смотрю на вышивку фанатки с текстом Fight Back – единственное, что я оставил после пресс-конференции.

Телефон начинает звонить.

Вот черт.

Чертов черт.

Я застываю. Как только я возьму трубку, мне придется говорить. И прямо сейчас мой желудок скрутил спазм. Я запутался, честное слово. Признание должно пройти нормально; мама чрезвычайно, я имею в виду чрезвычайно толерантна. И, признаюсь, уже несколько раз я понял, насколько это приятно.

Однако все хорошие чувства придут после разговора. А сейчас мне кажется, что все идет плохо. Saturday выходит из-под контроля, и я не могу это остановить. Иметь маму на моей стороне – одна из немногих констант, но все может измениться. Конечно, вряд ли такое случится, но это особенность людей – иногда они делают то, чего вы совсем не ждете. К тому же, возможно, мама спокойно относится к гомосексуалам, пока я не отношусь к ним…

Но, учитывая все происходящее, я хочу, чтобы она все обо мне знала, даже если я не могу предсказать, как она отреагирует. Я би, и у меня есть парень. Она должна знать. И я не стыжусь того, что мне нравятся парни или что я встречаюсь с Рубеном.

Я просто не хочу ее подводить.

Телефон замолкает. Я пропустил звонок.

Я выдыхаю и встряхиваю плечами. Я выступал перед тысячами людей и даже близко не ощущал себя так взволнованно. Сейчас я бы лучше выбрал концерт. Я бы даже выбрал тот, где мне пришлось бы выступать в белье, не зная слов песен.

Я поднимаю дрожащие руки и набираю маму по видеосвязи. До начала тура мы не созванивались с видео, но сейчас, когда мы так далеко друг от друга, говорить лицом к лицу даже приятнее.

Гудок.

– Привет! – Она все еще в рабочей униформе, но волосы распущены, струятся по плечам взъерошенными каштановыми локонами. Должно быть, она звонила мне, как только добралась домой после смены. – Как дела?

– Хорошо, как ты?

Мама хмурится.

– Ладно, что случилось?

– Что?

– Ты в рубашке и ведешь себя странно.

– Я не странный!

За время работы в системе здравоохранения у мамы выработался иммунитет ко всякой чуши. Пациенты, которые скрывают секреты от нее из-за стыда или чего-то еще, бесят ее, потому что усложняют ей работу.

– Хорошо, ты права. Я должен кое-что сказать тебе.

– Я прямо шокирована.

– Мы можем быть серьезными пять секунд?

– Прости, натягиваю лицо серьезной мамы. Что случилось, деточка?

– Ты худшая.

– Ну же, говори. Дай угадаю, ты встречаешься с кем-то?

Я молчу.

– Эм…

– Да! Это здорово, кто она? Ты только глянь, ты краснеешь, это бесценно. Знаешь, я думала, что это произойдет, пока ты будешь за границей, негодяй.

– Мам, хватит. Эм…

Слезы стоят в моих глазах.

Произнести это очень сложно. Гораздо сложнее, чем я ожидал. Но я хочу ей рассказать, потому что знаю, если не скажу сейчас, я передумаю. Вся суть звонка в том, чтобы сказать ей. Я должен это сделать.

– Мам, дело в том, что мне вроде как нравятся парни. Я би.

– О.

До конца своей жизни я запомню то, что она скажет дальше.

– Как давно ты это понял?

– Некоторое время назад.

– Ладно, вау. Я не подозревала.

– Правда?

– Хорошо, может, были мысли. Несколько друзей намекали мне, но ты никогда не давал повода так думать. Я не догадывалась.

– Но ты думала об этом?

– Как и любая мама.

– Тогда почему ты говоришь, что не догадывалась?

– Думала, ты захочешь услышать это.

– Зачем мне это слышать?