Счастье в кредит. Книга 2 - Лариса Туманова, Виктория Ростокина (1995)

Выскочив в коридор, сунула ноги в первые попавшиеся шлепанцы. Они оказались большими. Это были Сашины пляжные тапочки, с резиновой подметкой и олимпийскими кольцами, изображенными на клеенчатом верхе.

Прошагав в них в комнату, как на лыжах, Наташа обхватила Виану за талию, приподняла и бросила, точно куклу, в кресло. При этом даже не почувствовала веса: сейчас она совсем забыла о том, что беременным нельзя поднимать тяжести. Да и о самой беременности, о неурядицах не думала. Не до того было.

Виана притихла, держа на весу ноги, с которых текла кровь. Она наконец ощутила боль.

Наташа принесла таз с водой и стала обрабатывать раны. Осколки глубоко впились в кожу. Хорошо, что на кухне, в аптечке, нашлись бинты и йод. И еще она обнаружила там наполовину опустошенный пузырек валериановых капель: видно, Виане не раз за последние дни приходилось успокаивать себя.

Покончив с перевязкой и заставив женщину принять большую порцию пахучих капель, Наташа взялась за уборку. Осколки никак не вычищались из густого коврового ворса. Пришлось сворачивать окровавленный ковер и вытряхивать его на балконе.

Внизу, во дворе, пророкотал мотоцикл. Саша?! Девушка непроизвольно склонилась через бортик.

Нет, не он. Да и мотоцикл не тот: новенький, красный. А у Саши — старое трофейное чудище.

Саши тут не может быть. Он сейчас далеко, на таджикской границе. Там жарко и страшно. Но он не боится. И за него бояться не нужно. Он сам выбрал свою судьбу, и в благодарность за это судьба должна быть к нему милостива. Наташа верила в это. По крайней мере, старалась верить.

Когда она вернулась в комнату, Виана спала прямо в кресле, поджав под себя забинтованные ноги.

Наташа устроилась подле нее. Она решила заночевать здесь: вдруг приступ безумия повторится?

Девушка задремала, и ей пригрезилось: она идет на занятия в университет, а Саша мчит мимо нее по проспекту Вернадского. На мостовой — весенняя грязь, и из-под колес автомобилей разлетаются в стороны, точно серые крылья, веера брызг.

И лишь Сашин мотоцикл-старичок не разбрызгивает грязи. Ему не нужны серые крылья. Ведь его седок и так крылат. Только его оперение — невидимо. Оно состоит из музыки.

Наташа слышит ее. Музыка легка и задорна. И чуточку печальна.

Но это не Сашин блюз, не одна из его песен.

Это вертится, шурша, старенькая пластинка на стареньком проигрывателе. Мамина любимая. Семьдесят восемь оборотов, романсы в исполнении Изабеллы Юрьевой.

Сентиментальное фортепианное вступление, простенькие наивные слова:

Саша, ты помнишь наши встречи

В приморском парке, на берегу?

Саша, ты помнишь летний вечер,

Прелестный вечер, каштан в цвету?

Нет ярче красок

Нигде и никогда!

Саша! Как много в жизни ласки,

Как незаметно бегут года!

Наташа спит. И ласковый сон выстраивает для нее свою, иную реальность. Тут и мама жива, и старенький проигрыватель не сгорел в пламени пожара вместе с пластинками.

И Виана спит. И ее сын Саша — дома. Они не ссорятся. Они понимают друг друга. И он не оставлял записки ни про какого деда Степана. И не приносил почтальон письма с таджикской границы.

Все страшное отодвинулось. Здесь царит мягкий, великодушный сон.

Только в центре комнаты с потолка свисает зловещий обрывок витого золотистого шнура…

ПОЗДНО…

Мартынов подстерег Наташу у входа в университет.

— Нам необходимо поговорить, — голосом разведчика сказал он, бережно взял девушку под руку и отвел ее в сторону, туда, где их никто не мог услышать.