Ревность - Селия Фремлин (2008)

— Стало быть, это был грипп, мисс Розамунда? — На лице Джесси по непонятной причине отразилось великое облегчение. — Вот, значит, почему вы так и не появились в прошлый вторник, когда звонили. А мы-то с миссис Филдинг ломали голову… Но вот что странно, мисс Розамунда, стоило вам позвонить и сказать, что приедете вы, а не та… другая, меня прям сразу как стукнуло — не будет этого, думаю. Вот хоть убейте меня — не будет. И вообще, думаю, странно все это… Но знаете, мисс Розамунда, миссис Филдинг переживала, когда никто не приехал — ни вы, ни та, другая. А я ей говорю: у меня, мол, с самого начала такое чувство, что этим все и кончится.

Розамунда чуть не бросилась старушке на шею. «Та, другая» — какое замечательное, сдержанное, величавое неодобрение заключалось в этом обозначении! Только сейчас Розамунда осознала, до какой степени боялась, что это давно уже «мисс Линди». Добрая верная Джесси, как могла она заподозрить ее в таком вероломстве?

Из гостиной появилась старшая миссис Филдинг.

— Ну вот и ты, Розамунда! — воскликнула она. — Как там, подмораживает? Заходи скорей, дорогая, погрейся. Джесси, кофе, пожалуйста, на двоих. Крепкого и горячего.

— Слушаю, мадам. Благодарю вас, мадам. — Джесси растаяла в направлении кухни, и вскоре Розамунда и ее свекровь, устроившись по обеим сторонам камина, где жарко горели дрова, потягивали кофе и беседовали о книге миссис Филдинг.

— Знаешь, дорогая, она мне так помогла, твоя подруга Линди. И надо же было ей уехать вот так, никого не предупредив, и как раз когда я начала приводить в порядок записи о Первом периоде. Такая жалость. Конечно, молодежь нынче занятая. Все мчитесь куда-то… Надеюсь, Линди скоро вернется. У меня, видишь ли, уже готов список литературы, и вторая часть на подходе — хоть сейчас печатай. Как ты понимаешь, не окончательный вариант, но это такое подспорье — работать с напечатанным текстом, даже если это всего лишь черновые наброски.

— Само собой. Но, мама, почему вы не попросили меня? Я ведь тоже умею печатать.

Розамунда старалась говорить небрежно, не показывая, до чего она обижена.

Миссис Филдинг удивленно взглянула на нее:

— Но, дорогая моя, конечно, я бы обратилась к тебе, но тебя же не было дома. А потом твоя подруга Линди рассказала, как ты занята и что освободишься только после Рождества…

— Она так сказала? От моего имени?

— Ну да, да, — с некоторым нетерпением проговорила миссис Филдинг, — но все это ровным счетом ничего не значит, дорогая. Я же знаю, сколько у тебя забот, как у всех молодых. Мне же нужно было только, чтобы кто-то сделал эту работу, все равно кто. А Линди оказалась очень толковой и такой милой. Но какая досада, что ей необходимо было уехать именно сейчас.

— Но… она же совсем в этом не разбирается! — выпалила Розамунда, не в силах удержать ревнивые нотки в голосе. — То есть не знает греческого, ничего не знает!

— Как и ты, дорогая, — невозмутимо парировала миссис Филдинг. — Но это же не помешало тебе все эти годы оказывать мне бесценнейшую помощь? Линди делала для меня то же самое — сноровка у нее такая же, как у тебя. Вероятно, поэтому вы с ней такие добрые подруги — сходство взглядов, единомыслие. Прекрасная основа для дружбы…

— Может быть, — сдержанно ответила Розамунда, наклонившись, чтобы подбросить в огонь щепку и спрятать лицо.

Опять ей говорят о том, что они с Линди похожи! Бред! Просто Линди хитрая, может разыграть целое представление ради собственных интересов. Но ведь и она, Розамунда, тоже! Чем, скажите на милость, она занималась все последние месяцы? Но это другое. Одно дело — всячески скрывать от мужа, что ревнуешь, и совсем иное — прикидываться перед старушкой добренькой и услужливой, когда на самом деле ты коварная, двуличная баба…