Рассвет на закате - Марджори Иток (1995)

Ключи от фургона, естественно, были в зажигании. Забравшись внутрь, она засунула большую сумку с кошачьей едой под пассажирское сиденье и подвинула водительское кресло немного вперед. Ее ноги не были такими же длинными, как у Джулии. Однако ей удавалось лучше Джулии управляться с фургоном, Элинор при выезде на дорогу не сталкивалась с сикаморой и без труда направляла машину на юг. По вине же Джулии фонарный столб у дороги имел определенно северный крен.

«Антиквариат Бонфорд» разрезал южный угол маленькой городской площади пополам, то же самое делал и магазин утильсырья Марвина Коулса с северной стороны, на восточной стороне пристроился офис автомобильного агентства «Портер де Калбс», а на западе размещалась контора «Горное страхование». Все здания были обращены фасадами на парящие башенки и амбразуры замка, похожего на замок из волшебных сказок. В нем находился окружной суд. Повернув в узкий и грязный проулок между их магазином и лавкой скобяных изделий, Элинор припарковала фургон рядом с собственным старомодным «шевроле». К старой грузовой платформе прислонился видавший виды велосипед старика Бена Фалмера, который тоже приехал рано; он так же старался над уэлшевским кухонным шкафом[4], как Джулия над белтеровскими стульями.

Улыбнувшись при мысли о том, что такие различные вещи являются предметом удовольствия людей, Элинор выбралась из фургона. Стоило ей протянуть руку за сумкой с кошачьей пищей, как до нее донеслось нетерпеливое и жалобное мяуканье из-под ног.

Полосатый, как тигр, кот смотрел на нее снизу вверх и всем своим видом выражал негодование, его пушистый хвост обвиняюще изогнулся, а желтые глаза молчаливо, но верно выражали мысль: «Уже пора».

Элинор сказала:

— Ну же, Томасин, спокойнее. Тебя еще никогда никто не морил голодом.

Подняв сумку, она перенесла ее на скрипучие доски грузовой платформы. Кот последовал за ней. Как только Элинор плечом толкнула дверь и она открылась с противным жалобным скрипом, кот прыгнул внутрь и уселся возле пустой миски.

— Избаловала я тебя совсем, — сказала Элинор.

Вдруг рука в хлопчатобумажном нарукавнике в приветственном взмахе появилась над поверхностью наполовину отполированного кухонного шкафа Уэлша. Раздался голос Бена:

— Доброе утро. Я попытался дать ему сухарики моей собаки, но они его не интересуют. Привереда, вот кто он. Если вы ищете хозяйку, то она у входа. Кто-то позвонил в дверь.

Элинор сказала:

— Господи, да ведь еще только полдевятого!

Бен пожал плечами, после чего его рука скрылась из виду.

Теперь Элинор услышала спокойный голос Джулии, раздававшийся возле дверей торгового зала.

Как всегда, она говорила с безупречными спокойствием и учтивостью:

— Как приятно услышать о вашем интересе! Будьте любезны прийти попозже, когда магазин откроется, и мы покажем вам еще пару образцов. До свидания.

Элинор уныло подумала: «А вот я или проигнорировала бы звонок в дверь, или повела бы себя как последняя размазня и впустила бы их».

Она увидела, как Джулия, словно патронесса, идет через полутемный магазин с закрытыми ставнями, и даже в заляпанном краской мешковатом комбинезоне она выглядела царственно. С какой грацией ее тонкие руки поправляли абажур в форме лотоса на лампе, изготовленной по эскизу Тиффани[5], как величественно выглядела ее голова в короне из безупречно причесанных белоснежных волос. Но стоило ей увидеть Элинор, как на ее губах заиграла радостная теплая улыбка, а голос зазвучал приветливо.

— Хорошие новости, — сказала она. — Наконец-то мы избавимся от этой викторианской рухляди, которую нам пришлось взять вместе с комодом эпохи регентства[6]. Бен, вас не затруднит принести пару образцов из кладовой? Доброе утро, дорогая Элли. Ты съела рогалик?

— Да, — ответила Элинор. — А вот ты забыла свои пилюли. — И протянула их Джулии.

Лицо Джулии стало недовольным.