Святотатство - Джон Робертс (2012)

Я знал, что наступающий год потребует от меня значительного напряжения сил. Отец мой был избран на должность цензора, связанную с огромным количеством обязанностей. Нетрудно было предположить, что весьма скучную и утомительную работу, связанную с переписью населения, он поручит мне, а все свои силы бросит на дела куда более важные: такие, как чистка сената от недостойных членов и заключение публичных контрактов. Первое из этих дел было весьма благотворно для самолюбия, а второе — для его кошелька.

Предстоящие трудовые будни ничуть меня не тревожили. Наконец я вернулся в Рим! Последний год я провел в Галлии, где климат суров, а жители не имеют привычки мыться. Питаются они отвратительно, и даже тысяча лет, проведенных под владычеством Империи, не научила галлов делать приличное вино. Гладиаторы там выступали более чем посредственные, и единственным преимуществом этой дыры были отменные колесницы и скаковые лошади. Цирки, по сравнению с римскими, имели жалкий и убогий вид, но скачки представляли собой захватывающее зрелище. К тому же мои обязанности были связаны главным образом с армией. Признаюсь, с юных лет я питал отнюдь не свойственное римлянину отвращение к военной жизни, которая в мирное время становится не только скучной, но и крайне невыгодной. Обязанности мои сводились к должности казначея, которую я находил для себя унизительной. Солдаты вечно ухмыляются, когда видят, как высший чин, облаченный в парадные доспехи, отсчитывает им жалованье и заставляет их расписываться в конторской книге.

Но теперь этот тоскливый период жизни остался в прошлом. Сердце мое радостно сжалось, когда я подъехал к Остийским воротам. Я мог добраться до города по реке, наняв в порту лодку, но мне казалось, если я въеду в ворота верхом, мое возращение будет более торжественным. Поэтому я нанял лошадь у остийского квестора, до блеска отполировал доспехи и даже разорился на новый плюмаж для шлема. То был великий день, и, въезжая в ворота и отвечая на приветствие часового, я не сомневался, что представляю собой великолепное зрелище.

Теперь город шагнул далеко за священные границы, так называемый померий, и я мог проехать по окраинным кварталам во всем своем воинственном блеске, упиваясь тем восхищением, с которым встречали меня граждане. В ту пору популярность армии была чрезвычайно велика, так как римские войска только что одержали ряд блистательных побед и завоевали богатые трофеи. У старых городских стен, построенных еще Ромулом, я остановился и спешился. Войти в пределы, которые ограничивал померий, не сняв оружия и доспехов, означало обречь себя на смерть.

Я с нарочитой неспешностью снял красный военный плащ, сложил его и привязал к седлу. Шлем тоже привязал к седлу за кожаные ленты, стараясь при этом не повредить новый плюмаж. Прохожие помогли мне снять кирасу, мускульному рельефу которой мог бы позавидовать Геркулес. Что до собственного моего тела, этот мощный рельеф ему ни в малой степени не соответствовал. Я снял перевязь с мечом, спрятал в седельную сумку и остался в военной тунике с золотой каймой и красных кожаных калигах. Подобное одеяние разрешалось носить в старом городе. Взяв лошадь под уздцы, я пересек померий.

Как только я оказался за старыми городскими стенами, с плеч моих словно свалился груз, куда более тяжелый, чем доспехи. Я вновь стал обитателем цивилизованного мира! Мне хотелось петь во весь голос, и лишь мысль о том, что подобное поведение до крайности не подобает моему положению, удерживала меня от этого. Мне казалось, я не иду, а лечу. По крайней мере, подошвы моих калиг, соприкасаясь с мостовой, почти не производили шума.