Необоснованные претензии - Кэтрин Коултер

Первый этаж представлял собой огромный вестибюль с шестью кабинами лифтов у задней стенки. Потолок был красиво расписан и украшен резьбой работы итальянских мастеров, наводнивших Америку в тридцатые и сороковые годы. Дом впечатлял, пожалуй, более, чем знаменитый “Вулворт”, по крайней мере по мнению Лоретты. Полы итальянского мрамора блестели, как всегда, в понедельник утром. Она поднялась на шестнадцатый этаж на своем частном лифте. Мужчины и женщины переставали работать, когда она, опираясь на руку одного из помощников Брэдли, проходила мимо, чтобы улыбнуться ей и поздороваться. Ее провели в комнату, где собралось правление директоров.

И уже сидя за столом правления, она почувствовала, что ужасно устала. Она ощущала себя усталой с того самого момента, когда присяжные приняли вердикт “невиновна”. Она хотела бы, чтобы Элизабет на всю жизнь засадили в тюрьму, но в этой радости ей было отказано. Лоретта медленно провела рукой с выступающими набухшими венами по гладкой поверхности старого стола красного дерева, того самого огромного стола, за которым всегда заседали директора, и прислушалась ко все усиливавшемуся гулу голосов своих родственников. Собственно, она не очень-то и прислушивалась, потому что все их доводы уже слышала, и всю ярость видела, и настолько была в курсе всего, что могла бы высказаться сама вместо каждого из них. Сейчас говорил Майкл, и его глубокий голос разносился по комнате. Слова звучали взвешенно и спокойно, она явственно слышала в них затаенный гнев.

Для мужчины пятидесяти шести лет он выглядел удивительно подтянутым — это результат ежедневных упражнений в гимнастическом зале. Он походил на своего отца Мэйсона Дагласа Карлтона — крепко сколоченный., с широким лицом, но красивый с этими своими бледно-голубыми глазами и мощным подбородком. Хорошие зубы, подумала Лоретта. На минуту она закрыла глаза, чтобы заглушить ноющую, ни на минуту не оставлявшую ее боль. У Тимоти, конечно, зубы были не такими хорошими, но ведь ему исполнилось уже шестьдесят четыре.

— Скоро здесь появится эта женщина, — говорил Майкл. — Не делайте ошибок — говорю для всех. Род Сэмюэлс будет продолжать защищать ее, точно так же, как и раньше, вплоть до подкупа свидетелей, но мы должны опротестовать чертово завещание.

Рэмзи Денибар, ровесник Майкла, признавал блестящие способности Рода и не сказал ничего, продолжая полировать толстые линзы очков, его тонкие губы сжались в ниточку. Лоретта знала, о чем он думал, за тридцать лет она изучила все его привычки. Он думал, что у них нет надежды опротестовать завещание.

Лоретта слабо улыбнулась: а вот было бы хорошо, если б сейчас было Рождество и все ее дети и внуки собрались в ее имении на Лонг-Айленде. И никаких забот, кроме одной: сколько эг-нога [5] выпить перед обедом.

Брэд и Трент, оба сына Тимоти, спокойно что-то обсуждали. Кэтрин, ее прекрасная внучка и единственная дочь Тимоти, в свои двадцать три года обладавшая столь же агрессивным характером, как любой из ее дядюшек и братьев, внимательно изучала свои безупречно наманикюренные ногти. “Она спасет положение, — подумала Лоретта, — она не хочет тратить свою ярость попусту — на семью”. Третий сын Лоретты, Уильям, разговаривал с Рэмзи о своем путешествии в Австралию на собственной яхте. Милый, славный Уильям, который нисколько не интересовался делами их империи, а думал только о собственных удовольствиях. Возможно, в редких случаях, он имеет на это право. Лоретта не допускала мысли о том, что родила просто ничтожную, паршивую овцу.

— Думаю, вам всем следует отправиться со мной, — говорил Уильям теперь намного громче. — Месяц вдали от нью-йоркской грязи, на свободе, среди открытого моря.

— Заткнись, Уилл, — сказал Майкл, хмуро поглядывая на брата.

— В отличие от тебя у нас у всех есть чувство ответственности. Этой женщине нельзя позволить спокойно удалиться с состоянием Карлтонов. Уильям поднял очень черную бровь.