Яблоневый цвет - Jaira D (2018)

Перестала шептать ворожея, помолчала с минуту, подняла глаза на окошко — не видно ни зги.

Кот все ластится, заглядывает в лицо девице.

— Чего тебе, Баюн? Нельзя тебе со мной, а мне идти к кургану долг велит. Ведаешь ведь, и не впервой, так чего беспокоишься понапрасну?

Взяла котейку на руки, приголубила.

Ветер шелестит. Стучатся в окно молодые рябины. Или то Леший мимо прошел — напоминает об урочном часе, когда вся неведомая сила наружу выползает из логовищ. Медлить нельзя. Даже Баюн чует, как сама ночь тревожится.

— Пора…

Выпустила сердобольную животинку, подошла к порогу, осторожно отворила дверь. Сердце бьется беспокойно. Страх ледяной змейкой ползет по спине ворожейки. Баюн с подоконника участливо смотрит на хозяйку.

Зашептала снова:

— Глиной холодною, синей водицею,

Запахом влажным, землею холодною,

Жирною мглою, шепотом-голосом

Заползает-крадется

Страх.

Руки-ноги цепями железными сковывает,

Глаза туманом прикрывает,

Шепотом-свистом оглушает,

Холодом горло стискивает — голоса лишает.

Три нитки возьму — косою сплету.

Из земли да крови, из травы да слезы

Буду тесто месить,

Буду тесто месить — хлебы выпекать.

Хлебы выпекать — в хлебы косу класть.

Как Луна свое отвернет лицо —

Положу тот хлеб под свое крыльцо.

Придет страх — хлеб схватит.

Будет грызть-кусать,

Без разбору глотать.

Тут ему нитяной косой и подавиться!

Сразу стало дышать свободнее.

Ночь встретила гостью сладкой негой, обдала запахом сирени, что росла в паре шагов у самой лесной опушки. Остывшая земля холодит босые ступни, высокая трава щекочет ноги.

На тропе к деревне ворожея прислушивалась к березовой роще — не тревожит ли кто лесную тишь? Все зверье лесное уж давно схоронилось — запомнили, когда не стоит высовывать носа из убежищ. Тишина убаюкивает лучше всякой колыбельной, чары сна наводит словно зелье. Днем от близкого селения по всей округе разносятся возгласы да стук, порой до скрытого средь берез жилища отшельницы доходят или отголоски детского плача, или мужицкая ругань, или женские причитания. Иной раз по этому сельскому шуму девице сразу становилось ясно, кто с чем явится в скором времени.

Сияло издали белое пламя яблоневых садов, знаменитых на всю округу. Яблоки Белокрая в высокой цене по всему королевству, да и у других правителей тоже. Ароматные, яркие, сочные — от одного воспоминания слюнки текут. Из года в год земля радовала плодородием трудолюбивых селян. Трудолюбивых и несчастных. О правде-истине знала только ворожея, потому и ответ держала за любой недуг, любую напасть.

Из ближайшей хаты доносились глухие стоны — повадился по ночам к бабке Мирине намной ходить. У соседей сон чуткий, да никто слова злого не скажет, а старый Ачим совсем глух стал. Из-за ставен закрытых соседских слышно сонное ворчание и скрип кроватей. Тихонько подкралась к бабкиному окну ворожея, прислушалась. Давит пакостный демон на грудь старушке, не дает дышать. Просунула девица руку меж незапертых ставен, знала, что хозяйская кровать у самой стенки стоит, показала кулак незваному гостю, прошептав:

— Уходи по-хорошему, а не то по-плохому сгинешь-пропадешь.

Вздохнула бабка Мирина, крепким сном заснула.

Узенькая тропинка ручейком влилась в широкую реку-улицу, пересекающую всю деревню и яблоневые сады до самой дороги, что была частью большого торгового пути. За той дорогой остался далеко от родного леса дикий шиповник, разросся пышной изгородью, скрывая от людей огромное маковое поле — границу меж двух королевств. Туда и держала путь девица.

Уж различила в темноте глубокие дорожные колеи, засохшие после весенних гроз, как снова остановилась да к другому дому направилась ворожея.