Яблоневый цвет - Jaira D (2018)

Брошенные цветы подобрав и уложив их на подоконник, дед Беримир все ждал девицу, да тоже на недоброе знамение загляделся, не сразу ее заприметил. Только Баюн к хозяйке тотчас подбежал, к ногам прижавшись.

— Что же это, Радмилушка? Никак буре быть?

— Нет, дедушка. Не буре, — тихо ответила ворожея, — войне.

Глава 3

Вздрагивают листья папоротника, ропщут дубы-старики, качают лапами потревоженные ели — это дождь дергает лес за невидимые ниточки. Нежится в дреме Поганая Пуща.

Отгремели камнеметы на далеком поле брани, успокоились и воины-маги до поры до времени. Два врага непримиримых залечивают раны да оплакивают погибших. Северину же все казалось, что война идет за ним по пятам. И следит за ним кто-то.

Не помнил, сколько времени он шел. Когда ноги начала сводить и выкручивать судорога от холода, сил уж идти совсем не осталось. Под порванную кольчугу забилась земля вперемешку с опавшими еловыми иглами, разрубленные звенья железные цеплялись на спине за намокшие стеганку и рубаху. Как скинул с себя всю тяжесть, ползти стало легче, но дождь и папоротник растревожили раны. Лег дух перевести. К щеке мигом пристала грязь. Раны огнем горят, как будто угли кто прямо из печи подложил. От боли губу до крови закусил Северин, озноб колотит так, что скоро кости греметь начнут. Чудится воину топот тысяч ног солдатских, будто идут они рядом совсем — земля дрожь телу бренному передает, ломит спину и руки. Рад бы бедняга хоть на секунду сном забыться, да не может — память проклятая разуму и сердцу покоя не дает. Чуть он глаза прикроет, весь бой как на ладони.

Еще во время перехода через горы среди солдат молва ходила, что в этих землях магия — госпожа всего. Навстречу тянулись вереницы обозов, на которых лежали среди трупов еще живые, но ослабевшие от увечий люди. Северин навсегда запомнил отекшее от слез лицо копейщика в закопченной бригантине, что искал в той же телеге, на которой ехал, среди тел свою оторванную ногу. Чавкала обагренная глина, небо — словно дырявые простыни. На той стороне моря копий маячил воевода в синем гермяке. Он то и дело поворачивался в седле к солдатам и затягивал строевую песню, да только голоса глазевшей по сторонам пехоты замолкали уже после первых слов.

«Эк как колдуны косят — будто жнецы колосья…»

«Все из-за проклятущего Семишкура! Хорошо, что ему башку дурную отсекли!..»

«Ох, братцы, чует сердце — ждет нас страшная кончина на чужбине…»

«Негоже извергам таким по земле ходить! Коль не мы их, так они нас изничтожат!..»

Разные мысли в головах пехотинцев витали, да никто не думал назад поворачивать. Северин тоже храбрился, страха не чувствовал, пока в бой не послали солдат.

Брат, что подводам дороги через горы к военному лагерю показывал, долго наставлял: «Оставайся в деревянном цеху, там твое место! Не смей в рекруты идти!» Думал Северин, что тот будет преследовать его, отговаривать, но нет — больше ничем не мог следопыт защитить младшего брата. Всякому терпению есть предел.

Теперь же жалел о своем решении парень.

На поле ярился ветер, рвал стяги и знамена, выжимал слезы из глаз. Мимо промчалась конница, волна от которой сбивала с ног. Вспотели ладони, сжимавшие холодное занозистое древко копья. Вдоль построений сновали воеводы — крикливые ворчуны. Но что там? Не видать из-за солдатских голов.

Кони бегут прочь. Пыльные вихри скрывают битву, только ветер-сплетник доносит крики. Северин не слышал, какой был отдан приказ, ноги сами шли за соратниками.

Маршируют тысячи ног навстречу погибели.