Пепел - Екатерина Бунькова (2017)

Жить вдали от всех оказалось легко и приятно. Каждое утро я топил печь и ходил за водой. Кипятил воду в закопченном чайнике и пил чай с вареньем. Потом ко мне приходила немолодая женщина из деревни на холме: она учила меня готовить. Вообще-то, когда я впервые зашел в ее дом, то собирался брать за свой труд — написание писем под диктовку неграмотных крестьян — деньги, но у этой женщины денег в доме не оказалось. Да и письмо она писала о том, чтобы муж, служащий на дальней границе, поскорее прислал ей часть своего жалованья, чтобы она дотянула до весны. Конечно, я тоже мог подождать до весны, пока она мне заплатит, но чудесный вкус пирога с рыбой, которым меня угостили, навел на другую мысль. Теперь я и сам умел готовить такой пирог. Он получался у меня не таким вкусным, но вполне съедобным.

После обеда я ходил в поисках заработка в одну из ближайших деревушек. К середине зимы в каждой из деревень меня хорошо знали, и желающие обычно встречали уже у городьбы, так что необходимость стучаться в каждый дом, предлагая свои услуги, отпала. Я просто приходил, здоровался с сельчанами, ждал некоторое время, и либо меня приглашали в один из домов, расчищая стол и благоговейно застилая его праздничной белой скатертью, чтобы не спугнуть таинство начертания письма, либо я, зябко передернув плечами, разворачивался и шел обратно.

Прогулки меня успокаивали. Я даже завел себе что-то вроде посоха. Отчасти из-за больного колена, отчасти просто ради антуража: местные почему-то считали, что ученые люди непременно должны ходить с посохами. Хорошо хоть, не в островерхих колпаках и мантиях со звездочками.

Известия от Шаарда приходили регулярно — раз в неделю. И содержание их было весьма однообразным. Всякий раз, открывая письма, я внутренне замирал, а потом, мельком пробежав ровные строчки глазами, сердито бросал их в печь. Бумага горела быстро и жарко, рассыпаясь невесомым пеплом. Только печати щелкали, свистели и чадили, не желая сгорать. Время от времени я выгребал золу и пепел, выносил их на улицу на большом железном листе и вываливал под яблоней. К утру черные пятна обычно размывались, растаскивались ветром или вовсе бывали засыпаны свежим слоем снега. Как-то раз я ради интереса взял лопату и отсек кусочек снежного «торта»: срез оказался полосатым. Меня это почему-то повеселило. Жаль, поделиться было не с кем.

Мной по-прежнему владела тоска. Каждый день ближе к закату я выходил на крыльцо, садился и смотрел на горы, разделяющие Асдар и Крагию: заходящее солнце всякий раз окрашивало их белесые вершины мягким желто-оранжевым светом. Иногда мне казалось, что я вижу серовато-белые силуэты драконов. И тогда меня посещало желание забраться на гору. Конечно, я знал, что мне это не под силу, но все-таки время от времени ходил к горам. У меня появилась даже своя тропинка. Правда, дальше леса, растущего у подножия, я не уходил. Боялся, что не смогу вернуться.

Зима тянулась долго. Мне даже стало казаться, что она никогда не кончится. Но все же постепенно день начал удлиняться, солнце припекало все сильнее, и вскоре я заметил, что сугробы за окном вроде бы начали оседать. Женщина, учившая меня готовить, давно уже приходила ко мне без дела, просто так — в гости. Она приводила с собой своих шалопаев-сыновей, и они играли у меня во дворе. Я давно уже не нуждался в ее советах в отношении готовки, просто приятно было принимать гостей: не отца же мне к себе звать, в такую-то лачугу. А показать кому-нибудь, как я тут ладно утроился, хотелось.

— Снега скоро сойдут, — как-то раз сказала женщина, наблюдая, как ее ребятишки строят снежный форт.

— Скорее бы, — вздохнул я.

— Вы так ждете весну, — улыбнулась она. — К вам кто-то должен приехать?

— Нет, — я помрачнел: в то, что люди Шаарда все-таки отыщут Лан, мне давно уже не верилось. — Просто кажется, что дышать легче будет.

— И то верно, — сказала она. — Весной все начинается заново. Скоро будем жечь Проси-Костер.