Мирное время - Ольга Куранова (2020)

Еще Вернер был лучшим механиком на станции. Наверняка, Долорес не хотелось его терять. Но дипломатический конфликт ее, скорее всего, пугал больше.

– Долорес... правда, проблем не будет. Я не собираюсь его трогать. Даже если он напрашивается. Даже если он лезет сам.

На полке у стены стоял гипсовый котик и смотрел на Йеннер с подозрением – кто-то сделал этой игрушке очень выразительную морду. Йеннер чувствовала себя неуютно, и плети симбионта беспокойно подергивались под юбкой.

Долорес нервным жестом сцепила и расцепила пальцы, как делала всегда, когда разговор ей не нравился, и спросила:

– Рена... чисто гипотетически, что нам всем грозит, если поднимется вонь?

К счастью для Долорес, она боялась напрасно. Одной из причин, почему находиться рядом с Вернером было вдвое тяжелее, и заключалась в том, что Йеннер осознавала свою безнаказанность:

– Ничего.

Йеннер была принцессой Ламии – теперь уже независимой колонии на окраине Федерации – и даже если этот статус не был врожденным, он все равно обеспечивал ей дипломатическую неприкосновенность.

К тому же, ее коэффициент совместимости с Вернером составлял семьдесят восемь.

Ни один закон не признавал секс за изнасилование при совместимости выше семидесяти пяти.

– В смысле? – Долорес шумно прочистила горло.

– Совместимость семьдесят восемь.

– Тогда в чем проблема?

К сожалению, Йеннер не понаслышке знала, что коэффициент совместимости еще ничего не значил, когда доходило до реальных человеческих отношений.

И еще более реального секса с плетьми боевого симбионта.

При всех своих недостатках Йеннер точно не собиралась никого насиловать по подворотням.

– Вернер понятия не имеет, что такое ламианцы и что мне от него нужно.

***

Проблемы с симбионтом у Йеннер были всегда. Ее уровень синхронизации с паразитом даже в лучшие дни составлял восемьдесят два процента вместо стандартных девяноста восьми, в худшие мог опускаться до шестидесяти. Если бы не Война Режимов на Ламии, Йеннер никогда не рискнула бы на операцию по вживлению. Максимум она обзавелась бы самым лояльным бытовым симбионтом, просто чтобы не чувствовать себя ущербной.

Но когда напала Федерация, у нее не осталось особого выбора. Симбионтов вживляли всем, кому только могли, – боевые модели. Тогда, как и многие ламианцы, Йеннер просто хотела пережить хотя бы еще один день. Низкий уровень синхронизации и все проблемы, с ним связанные, ее не пугали, и она не понимала до конца, чем они грозят.

Война Режимов на Ламии длилась пять лет, которые время от времени все еще снились Йеннер в кошмарах: изувеченные тела, разорванные плетьми, крики раненых. Развешанные по улицам трупы. Тиканье бомбы, пальцы, дрожащие на коннекторах – который из них?

Допросы.

Это были очень паршивые пять лет – и три года в мобильных войсках, и еще два в Карательном Корпусе, но они не оставляли времени думать о проблемах с симбионтом.

После подписания мирного договора с Федерацией, когда время у Йеннер появилось, проблемы встали перед ней во весь рост – синхронизация шестьдесят шесть процентов, симбионт, который все время норовил выйти из-под контроля и в добавок к врожденной повышенной агрессивности требовал эмоциональную диету из адреналина, возбуждения и чужой боли.

Симбионты питались человеческими эмоциями и постепенно привыкали к определенному рациону. Перестроить их было сложнее, чем заставить ребенка бросить фастфуд в пользу синтетических листьев салата.

Когда Ламия победила, Йеннер стала героем всей колонии, получила статус принцессы и больше наград, чем вмещала ее униформа, но не могло быть и речи о том, чтобы дальше оставаться на планете: Йеннер помнила войну, помнила кровь на улицах, допросы в Императорском Дворце, и симбионт заставлял ее хотеть еще.