Пока я здесь - Лариса Романовская (2022)

Я ведь пауэрбанк! Аккумулятор! Я их всех заряжу счастьем. Так, чтобы никто не хотел никого убивать… Чтобы исчезла ненависть к тем, кто не такой… К странному Диме, к дорогому Ж, к Глебу-одиночке… чтобы не было плохого.

Вообще плохого.

Надо только дождаться начала спектакля.

Ксансанна заходит в гримёрку, гладит меня по голове – и я только сейчас понимаю, что голова болит. Ксансанна добрая и всё знает и понимает… Как мама Толли. Потому что они на самом деле…

Но это сейчас неважно. Я собираюсь менять мир.

Я знаю, как это сделать. Я же записывала! Ещё в августе, на даче. Потом бросила.

Мне сейчас кажется, что эти записи делал другой человек. Такая девочка-девочка, наивная и… Лучше, чем я. Но это всё отвлекает, не надо думать о прошлом. Листаю, смотрю, формулирую. Ищу подсказку!

Я проматываю запись про первую встречу, ищу слова Юры, как можно поменять время на энергию. Три месяца жизни на заряд для Экрана. Я вспоминаю, как мама Толли учила меня заряжать экран в доме милосердия. Как будто специального готовила к такому. Значит, на самом деле выбора нет.

Это моя точка невозврата.

Машка дала третий звонок, в зале началка, учителя, родители…

Занавес ещё не поднят. На сцену уже выходят Скоморохи, готовятся выкликать. Звучит минусовка «Коробочки». В кулисе стоят Царь, Федот и Маруся… Меня отодвигают к столику с реквизитом, к Машкиным икеевским сумкам, к бутылкам с водой.

Я стою, закрыв глаза, вспоминаю свой значок. Зелёная перевёрнутая капля. Он сейчас как будто бы неярко светится у меня на груди. Это ведь всё просто! На школьной сцене тоже есть экран. Мы на нём смотрели фильмы по программе. И гоняли презентации постоянно.

Закачать эмоции в экран и потом направить в зал. Чтобы накрыло… Весь зал. Я попробую, я же смогла тогда, в доме милосердия…

Это не страшно! Я не имею права думать иначе. У меня на шее ключик. Я его стискиваю. Я за него держусь. Мне кажется, он очень горячий.

Я так и выхожу на сцену, держась за ключик…

– Вика, ты куда?

– У неё голова…

– Вика, ты меня слышишь?

Занавес поднят, на сцене скоморохи, за ними экран. Там должно появиться сказочное царство. А вместо него будет яркое сияние. Счастье и здоровье.

«Кому повезёт такое сильное словить, легко выздоравливают и ещё долго ничем не болеют… Ты же знаешь, мы этим лечимся».

Я всё сделаю.

Экран вспыхнул холодным белым, таким, как заморозка. Потом алым. Потом оранжевым. Потом всем сразу, что у меня есть. Иначе никак.

Кто я? Зачем я? Почему сейчас март? Почему я стою на сцене перед занавесом? Я должна сидеть на переднем пассажирском. Впереди разбитое лобовое… ст… хру… ст… не помню слово. Помню, как болела голова. Помню дым…

– Дым!

– Отключайся!

– Сейчас расплавишься!

Юра и Тай. Йула и Тщай.

– Дым, нам пора! Тебе пора, Дым.

Дым. Это значит «чужестранка». Или «янтарь из иного мира», если гласную тянуть.

Я – Дым.

Кажется, был июнь. А сейчас начало марта. Девять месяцев прошло. Это слишком много.

Зато я спасла людей.

Всё вокруг становится ярко-белым. Как открытый текстовый файл в моём мобильнике. Как стена, на которой больше не видно тень яблони.

Экран раскаляется. Мы сияем.

А потом мы гаснем.

В городе Захолустье светлый вечер, в домах зажигаются неяркие огни. Светятся домашние экраны. Один из них – мой.

КОНЕЦ

2019–2022,

Сан-Франциско – Москва