Пока я здесь - Лариса Романовская (2022)

И я опускаюсь на колени, как тогда тётя Ира. Тяну руки и пробую схватить воздух… Глеб замирает. Не из-за меня, тут и другие психи имеются. Не знаю, кто там за мной повторил, но реально все на коленях, все смотрят на Глеба…

И Оксана Александровна тоже тянется к нему:

– А теперь внимание! Глеб. Остановись! Дай этому миру второй шанс!

Он дёргается, подносит ладони к лицу, потом опускает. И Ксансанна кладёт ладонь себе на лоб и говорит густым голосом:

– Спаси нас всех! Прости и спаси.

И он сперва просто стоит, и у него лицо испуганное… И я не знаю, он ситуации боится или играет испуг – вот, дошло, что от него зависят судьбы людей. Как в его мечтах, только иначе, с другого ракурса.

Я не знаю, что из этого думала я, а что он сам. Потому что Глеб одну руку выставил, как будто решил перейти дорогу и хотел, чтобы водители тормозили. Он так и шёл, ладонью вперёд… И показалось даже, что ладонь светится. Не показалось. Это Ксансанна фонарик от мобилы выставила, и за ней другие, как на концерте, мгновенно. А он шёл и клал вторую руку каждому на плечо или голову, как мог дотянуться. И когда он был рядом, я поняла, что мечты про взрывчатку больше нет. Вообще нет, там пока пустота, но не страшная совсем…

Я так и стояла на коленях. Кусок синего занавеса, свет наших мобильников и понимание, что Глеб не хочет убивать людей…

– Молодец! Народ, молодцы все вообще. Глеб, ты звезда…

И аплодисменты.

– Кто считает себя молодцом, может себе похлопать.

И он хлопает тоже, да. Я не знаю, как Ксансанна это всё поняла про Глеба. У неё же нет моих способностей. Или… Машка не успела ей написать, пока мы говорили, у неё телефон стоял на зарядке за сценой… Значит, Ксансанна сама словила, она же учитель! И Ларий тоже учитель! И мама Толли… Может, они тоже такое знают? Про меня?

Мне трудно встать, будто я несколько часов так стояла, на коленях. Но это не важно.

Я должна увидеть… посоветоваться.

– Оксана Александровна, мне в поликлинику надо!

Я первый раз говорю про свою болезнь. Как будто включаю вывеску «ко мне не подходить, я чумная», все сразу отстраняются. Ну или мне так кажется… Накручиваю себя на образ «бедная несчастная стукнутая Вика». Да ну на фиг такое счастье. Вернусь из Захолустья – придумаю для себя что-нибудь другое. А пока срочно домой, чтобы уплыть нормально, не пугая окружающий реал.

– Вика, тебя проводить?

– Вика, может яндекс-такси? Я оплачу.

– Оксана Александровна, не надо. Маш, я сама.

Ничего им всем не по фиг.

Глава V

1

Вместо белой гипсовой жабы на крыльце теперь был бумажный фонарик. Он слабо светился в ранних сумерках.

Дом мамы Толли был тихим… И не таким уютным, как я привыкла. Прохлада, запахи трав и еды, цветы, картины, яблоки в вазе… Юра сидит в кресле, мама Толли рядом, на стуле. Оба смотрят в серенький экран.

Я вошла, и мама Толли сразу обернулась. А Юра не пошевелился. Будто он…

– Он спит… – негромко сказала мама Толли. – Не бойся, он просто спит.

И она положила ладонь Юре на плечо. Он не пошевелился. Мама Толли его снова погладила. Так, будто лечила любовью. Я вспомнила то, что мне рассказывала Тай про её ребенка. Про жизнь в милосердном доме. Поняла, что сейчас расплачусь, и выдохнула медленно…

– Я вашу жабу разбила. Извините.

– Да ничего… Всё ерунда, капелька моя. Лишь бы вы были в порядке.

И она посмотрела на Юру. Он спал крепко, мне даже страшно стало.

– Что с ним?

Мама Толли сказала незнакомое слово, по смыслу вроде «переел» или «перегрелся». Но так только про энергию говорят. «Перебрал», вот!

Я вспомнила папу после корпоратива…

– Он хотел, чтобы тебе стало легче… Видишь, опять не справился… Ни он, ни ты.

– Но я же не знала, что так будет.

Мама Толли покачала головой.