Я не провидица - Кристина Леола (2020)

— Не по… пофиг? — Велесов пыхтит, возмущенный моим словарным запасом. — Тебе сколько лет, блаженная?

Он так и висит над душой и судя по тому, как раскалилось мое ухо, пытается просверлить во мне дыру взглядом.

— Хорошо.

Я сажусь, свешивая ноги на пол, и поднимаю на рыцаря слипающиеся глаза. Руки сложены на коленях, спина прямая, на лице, надеюсь, покаяние и смирение.

— Спрашивай. — Подумав, я добавляю: — Не про возраст.

Велесов смотрит с подозрением, затем поворачивается, ищет, куда бы присесть, и в итоге выкатывает из-за стола компьютерное кресло с высокой спинкой. Колеса цепляются за ворс ковра, заедают, но упорство и труд делают свое дело, и вскоре мы уже сидим в паре шагов друг от друга.

— Откуда ты узнала про бомбу? — бросается он с места в карьер.

И так как я уже давно решила в случае прямых вопросов не врать, то и отвечаю чистую правду:

— От сестры.

— А она откуда?

— Увидела.

— Увидела, как кто-то заминировал мою машину?

— Не знаю. Что-то увидела и поняла, что ты сегодня умрешь.

— Ясно. — Велесов откидывается на спинку кресла. — Она тебе рассказала, и ты, роняя тапки, в пижаме побежала меня предупреждать?

— Сестра попросила.

— Попросила?

— Да. — Ладони отчего-то мерзнут, и я зажимаю их между коленей. — Это была ее последняя воля.

— Так. Стоп.

Велесов на миг зажмуривается и стискивает двумя пальцами переносицу, и я только теперь замечаю, насколько он потрепан. Волосы торчком, на щеке грязь, пальто и вовсе можно выбрасывать. Думаю, он и сам не представляет, как выглядит, иначе давно бы снял эту заляпанную тряпку.

Но даже в таком виде его бы все равно взяли в рекламу.

— Где твоя сестра сейчас?

— На Хованском кладбище.

Пауза.

— И давно она там?

— Пять лет, два месяца и тринадцать дней.

«Ну давай, спроси, не работает ли она там, — думаю я. — Это же так логично и предсказуемо». Но Велесов не спрашивает. Лишь смотрит на меня устало и… будто разочарованно.

— Значит, по-хорошему не хочешь, — констатирует он.

Я вздыхаю.

Все-таки сложно с этими… большими шишками. Я ему даже десятой части всего не рассказала, а он уже кривится. Нет, я понимаю, здоровый скептицизм никто не отменял, но можно же было хотя бы задать побольше вопросов, прежде чем ставить на мне крест. А сейчас я скажу: «Моя сестра была экстрасенсом и еще много лет назад записала в красном блокноте, что такого-то числа в такое-то время тебя разнесет на кусочки вместе с машиной». Ну или что-то вроде того. Я скажу, а Велесов позовет своих мордоворотов и велит ломать мне пальцы и втыкать иголки под ногти. Или как там нынче добывают информацию? Все мои знания почерпнуты из глупых фильмов и криминальных романов, так что могли устареть.

В такие мгновения я особо остро скучаю по Лисе. И думаю: вот бы зараза была жива, чтоб я могла ее самолично прикопать. После похорон я была растеряна, оглушена, заторможена. Мы с сестрой целых два года толком не общались, как раз после того побега в Сочи, и вдруг… ее нет. Я чувствовала себя одновременно освободившейся от невероятно тяжелой ноши и придавленной новым грузом вины, хотя в чем я, черт возьми, виновата? Я не сделала ничего… ничего… И возможно, потому она и погибла.

Наверное, в итоге я бы сбежала. Умчалась бы, куда глаза глядят, и провела бы остаток жизни в бунгало у кромки воды. Но бывший муженек Лисы успел всучить мне «наследство»: сумку с деньгами, ключи от квартиры и долбаный красный блокнот. Он особо не давил, но моей и без того измученной совести хватило и нескольких слов, мол, об этих людях надо позаботиться. Это последнее желание Лисы, а доверяла она только мне.