Царская дочь - Сельма Норт (2020)

Из-под платка Зиссель поглядывала в сторону возвышения, на котором блистал инкрустированный золотом и драгоценными камнями трон. На нем сидел, слегка подавшись вперед, царь Соломон, ее отец, сильный и широкоплечий, с проблесками седины в бороде и цепкими серо-зелеными глазами. На коленях у него лежал какой-то невиданный звереныш, а у трона прохаживалась райская птица, волоча за собой огромный сине-зеленый хвост. У ног царя, в резном деревянном кресле сидел мужчина – должно быть, муж Брахи. Вид у него был мрачный, нос и подбородок неодобрительно устремлены вниз. На младшего брата, с его открытым, доброжелательным лицом, он не походил, да и на Дину тоже. Сидел он, откинувшись назад, словно желал избежать знакомства с ребенком, которого предъявляла навязанная ему жена.

Царь заговорил. Голос его был низким и мелодичным.

– Приветствую тебя, Браха!

Браха преклонила колена – неловко, потому что держала Менахема, – и произнесла слова, которые ее заставила вызубрить стоящая позади на коленях Дина:

– Господин мой царь! Господин мой муж! Вот покорнейший слуга ваш – мой первенец.

Райская птица вдруг испустила крик, такой жуткий, что у Зиссель по всему телу побежали мурашки. Браха тоже перепугалась и чуть не уронила Менахема. Разинув рот, она в страхе уставилась на птицу, чей хвост с шелестом раскрылся и превратился в широченный веер из блестящих разноцветных перьев.

Царь рассмеялся и встал.

– По нраву ли тебе, Браха, мой павлин? А вот этот мой дружок – милый, игривый львенок? Только представь: когда он вырастет, сможет истерзать тебя когтями снизу доверху, клыками содрать с тебя мясо так же легко, как ты отделяешь вареную рыбу от костей.

Царь посадил львенка на трон, подал Дине с братом знак подняться, сошел с возвышения и любезно помог встать сконфуженной Брахе. Затем он склонился над Менахемом, заглянул в его темные глазки и вложил палец в кулачок, которым размахивал малыш. Менахем тут же сжал палец и потянул его в рот.

Царь засмеялся.

– Да подойди же, друг мой, взгляни на сына, – бросил он через плечо мужу Брахи, который не удостоил Менахема и взглядом. – Возрадуйся своему счастью! Твой сын здоров и крепок и уже с любопытством смотрит на мир. Забудь все обиды и поблагодари супругу, которую я для тебя выбрал. Она подарила тебе прекрасного наследника.

Птица, словно в знак согласия, встряхнулась и снова вскрикнула. Однако на мужа Брахи царская речь действия не возымела, и с места он не сдвинулся.

– Солдаты говорили мне, что ребенок долго молчал. Разве может мертворожденный ожить?

Сощурившись, он посмотрел на Браху, потом на брата с Диной.

Младший брат, не ведая дурного, дал честный ответ:

– Это правда, брат мой. Молчание твоего сына встревожило нас. Мы молили богов о милости. Они услышали нас и прислали целительницу, которая нашла жизнь в твоем сыне, моем племяннике, и сделала так, что он, к нашей великой радости, задышал.

Руки Брахи дрожали.

– Целительница… – прошептала она.

Дина обернулась и махнула рукой.

У стены зала старшая прислужница подтолкнула Зиссель. Та поспешно поднялась. Как можно быстрее, но стараясь не переходить на бег, она, не поднимая глаз, приблизилась к Брахе и взяла у нее Менахема. А потом растерялась. Что делать? Отнести его к прислужницам? Но муж Брахи еще не взглянул на него!

В нерешительности она отступила на пару шагов, опустилась на колени, склонив голову, и прижала к себе Менахема.

Взять малыша у Брахи одной рукой ей бы не удалось, а от царского взгляда не уклонялось ничто.

– А! Целительница! Девушка, помеченная богами. Мне рассказывали, она не слышит и не говорит, но шипит как змея и своей короткой рукой может накладывать проклятие.

Голос царя был приязненным, но и таил угрозу. По спине Зиссель пополз холодок: я его не слышу, я ничего не слышу.

Покоробленный легковерностью младшего брата, муж Брахи резко встал.