Я сделаю это для нас - Федор Анич (2018)

До приезда адвокатов из «Бурлеска» я поговорил с дядей Вовой и решил все-таки судиться. Он сказал (и я был с ним согласен), что после такого пресс-релиза «Бурлеск» не сдвинется ни на шаг, не согласится откатить назад или изменить условия сделки. У дяди было много опыта в переговорах, за его карьеру случалось всякое. Поэтому в этом вопросе я ему доверял. Они хотели вынудить меня работать на них, пока контракт не закончится, а я не мог. Я боялся, что, если меня убьют, я оставлю после себя долги, неисполненные обязательства и прочее, это было недопустимо. Лучше уж пусть я проиграю в битве (даже после своей смерти), но это будет достойно. Я всем объявлю о своей позиции, и все будут знать, что я делаю и почему.

Если бы в тот момент я включил голову и подумал, наверное, я бы не ввязался во все это. Но в тот момент я чувствовал себя ущемленным, у меня отобрали право решать, как я буду жить. Мне не дали выбрать мой путь, и я хотел восстановить себя в правах. В тот момент это было для меня очень важно. Что могло быть важнее?

Чтобы заплатить Светлане и ее фирме сто пятьдесят тысяч предоплаты, я обратился в банк с просьбой о выдаче кредита. Мои деньги лежали на невозвратных депозитах, и срок одного из них истекал шестого июля, если я выдерну эти деньги раньше, я потеряю почти сто тысяч. Кредит стоил дешевле.

Банк выдал мне кредит практически по телефону. Мне согласовали сумму в триста тысяч рублей и перевели на счет. Пообещав, что распоряжаться этими деньгами я смогу после того, как подпишу договор, который привезет мне курьер прямо на дом. Я же говорил, что у меня очень хороший банк?

На прощание Светлана сказала мне, что я молодец. Но я понимал, что ее слова — лишь дань уважения клиенту, и борьба за права — это способ заработать деньги для нее. Чуть ли не единственный. Поэтому, все еще сомневаясь в себе и своем решении, но твердо уверенный, что что-то сделать было нужно, я сел в машину и поехал к себе ждать курьера.

По дороге я набрал Алису.

— Привет, Ваня, — сказала она.

— Привет. Я знаю, что вчера произошло, — сразу начал я. — Вернее, почему. Давай сегодня встретимся? Я все тебе объясню.

— Ну ты ничем мне не обязан, ведь таким был уговор? — проговорила она. — И я тебе ничем не обязана, это вторая неотъемлемая часть уговора. Прости, сегодня не получится, давай на следующей неделе созвонимся и подумаем об этом, идет?

— Хорошо.

— Хорошего дня.

«Как у тебя дела?» — хотел спросить я, но трубка уже замолчала. «Я тебе ничем не обязана» включает и это тоже. Я не обязан спрашивать, она не обязана отвечать. Ну да, условия были такими.

Я встал в пробку, по радио запела Мадонна с ее «Masterpiece». Интересно, если бы я был картиной, как Дориан Грей, кто-нибудь считал бы меня шедевром? Захотел бы кто-нибудь стоять в очереди, платить деньги, чтобы увидеть меня? Наверное, нет. Дядя Вова бы, конечно, приперся на первый показ и обязательно бы сказал, как хорошо я вышел. И все. Ну, может быть, Димон бы выбрался из своих Котельников, но и то если бы меня выставляли где-нибудь в центре Москвы, а не в Лувре.

Я вспомнил, как участвовал в своем первом показе на подиуме. Это было ужасно. Настолько отвратительно, что даже не передать словами. Тогда я демонстрировал всего два лука: осеннее пальто с шарфом и костюм-тройку. Занятость у меня была практически нулевая, и эти два лука достались мне потому, что ведущая модель оказалась не готова к быстрой смене костюмов двадцать девять раз подряд, и последний, единственный костюм-тройка, достался мне. А пальто я надевал прямо на него, никто ничего и не заметил, хотя полагалось надевать пальто на голое тело. Да, вот такая ерунда. Пальто моего размера сидит на мне идеально (да и на любой модели), если его надеть на голое тело, только вниз — брюки и ботинки. Пиджак или даже сорочка под ним топорщили ткань, снимая уровень «идеальности». Но дело не в этом.