Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

Она ответила наёмнику, что жила здесь, сколько себя помнила. Но малость утаила: помнила ведь и ещё кое-что. К примеру, сказки. Сказки рассказывала женщина с узкими, не чета трудолюбивым сельским бабам, ладонями. Эти ладони перебирали пока ещё недлинные волосы, сплетали их в косы, а в сказках колдуньи были совсем другими. Сильными, смелыми. Они бы не чурались закинуть на плечо узелок, вскочить в седло, да отправиться, куда глаза глядят. А куда они глядят, те глаза? Этого Талла пока не ведала. Но твёрдо подошла к спящему (или только притворяющемуся?) мужчине и пихнула его в бок:

— Пошли, что ли. Не стану печь топить почём зря. Новому жильцу дрова сгодятся.

Охотник лишь хмыкнул и откинул одеяло. Одетый, обутый и обнимающий меч. Он даже немного обрадовался, что не пришлось гоняться за перепуганной девкой и тащить её силком.

* * *

Конюшня в деревеньке была общая, как и большинство лошадей. Вердова Каурка наелась, напилась и отдохнула. Пожалуй, слегка застоялась, но кто ж станет выводить скакунов с метель навроде вчерашней? Однако при виде хозяина и опостылевшей сбруи восторга на морде не изобразила. Каурка обнюхала охотника, ткнулась носом в щёку, а после и в карман, куда хозяин загодя положил остатки хлеба от их с Таллой завтрака. Угощение заставило лошадь смилостивиться: седлай, что уж. Всё одно делать скаковой красавице с этими клячами нечего.

— Лошадка! — пока охотник расплачивался за постой, девушка кинулась на шею удивлённому животному, принялась гладить, перебирать гриву, обнимать.

— Укусит, — предупредил Верд, пристраивая у седла небольшие сумки и перестёгивая меч.

Каурка, вспомнив, что, вообще-то, и правда может, цапнула зубами воздух вблизи тонких пальцев колдуньи.

— Она ещё и с норовом! — в восторге завизжала девушка, нетерпеливо прыгая на месте. — Можно я поеду? Можно? Ну можно?

— Дурная, — процедил Верд, подсаживая девчонку и устраиваясь позади неё.

— Это что?

— Не ёрзай.

— Как это мы так?

— Не ёрзай, сказал.

Но Талла не успокаивалась, с непривычки не умея примоститься удобно:

— Она что же, нас обоих повезёт?

— Нет, — окрысился Верд. — Я рядом побегу, за стремя только ухвачусь!

— Тяжело же…

Мужчина хмыкнул: тоненькая колдунья весила как иной ребёнок. Каурка, привычная к долгим переходам и тяжёлому доспеху, её и вовсе не заметит. Если, конечно, девчонка перестанет тянуться к беспокойно шевелящимся ушам.

— Уй! Укусила! — восторженно завизжала Талла, показывая едва задетый губами палец. — Как есть укусила! Как я тебя вчера!

Верд всё-таки пожалел, что не огрел колдунью и не повёз, завернув в мешок и перекинув через седло покорным и, главное, молчаливым кульком.

Тем более, что дорога не задалась. Сказать по правде, лошадь не слишком-то и скользила, но копыта по запорошённой давешним снегопадом тропе передвигала без охоты.

Верд, ясно, злился. Не на такой путь он рассчитывал. По утоптанному широкому тракту Каурка домчала бы их вмиг, а сколько придётся петлять по сугробам, выбираясь из глуши, — только Троице Богов и известно. Лошадь всхрапнула и вильнула в сторону, провалилась задней левой ногой едва не до самого крупа и взбила целую тучу снежной пыли, пока выбиралась.

Сплюнув мгновенно растаявший от тепла тела снег, Верд замахнулся огреть нерадивую клячу…

— Ты чего? Не трогай лошадку! — Талла вцепилась в рукав, едва не свалившись под копыта и тем самым не понизив свою стоимость вдвое.

— Дура! — зло выругался охотник, за шкирку втягивая девчонку обратно в седло.

— Сам дурак! — огрызнулась дурная, обнимая скакунью. — Небось если бы ты нас с Кауркой на спине вёз, тоже не сильно радовался!

— Хочешь пойти пешком и облегчить её ношу? — ухмыльнулся мужчина, отставляя руку: дескать, соскакивай, не держу.

— Ну и пойду!