Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

— Я часто думаю про нашу четверку. Смотрю на местных ребят, на Дачесс и Робина — а вижу нас с тобой, Марту и Стар. Она знаешь что на днях сказала? Что на пятнадцать себя ощущает. Нам надо держаться вместе — мне, тебе и Стар. Может, мы всё вернем. Ну почти. Раньше было проще, раньше было…

— Послушай, Уок. Тебе, я смотрю, много чего мерещится насчет прошлого; ты, наверное, навоображал всякого… Так вот: я теперь другой человек.

— Почему ты после смерти матери отказывался от свиданий со мной?

Винсент все глядел вниз, на скалы и пену. Будто не слышал.

— Он мне писал. В смысле, Хэл. Каждый год. В день рождения Сисси.

— Тебе не следовало…

— Иногда письма были короткие. Типа, вот, ей бы сегодня исполнилось… Будто я без него не помню. А иногда — страниц по десять. Не одна брань, не думай. В нем — в старом Рэдли — что-то тоже менялось; он мне внушал, что делать, убеждал, чтобы я к людям не лез, не тянул за собой на дно.

Вон оно что. Уоку-то казалось, Винсентом движет инстинкт самосохранения… Теперь Винсент объяснил. Теперь понятно.

— Если исправить не можешь, если такого наворотил, что…

Они увидели траулер, «Путь Солнца». Уок знал и посудину, и команду. Синяя краска по ржавым бортам, обтекаемость линий, проволока и сталь. Идет без грохота и волну не поднимает, если не считать белых «усов» по обе стороны корпуса.

— Случается то, что должно случиться. На все свой резон, а болтовней ничего не изменишь.

Уоку хотелось знать, как Винсент провел эти тридцать лет, но шрамы на его запястьях предостерегали: не спрашивай, было еще хуже, чем тебе представляется.

На обратном пути молчали. Винсент норовил пройти переулками, глядел строго под ноги, ни разу головы не поднял.

— Стар… Она… она много с кем крутила?

Уок пожал плечами. Намек на ревность? Нет, пожалуй, только послышалось.

Винсент свернул на Сансет-роуд, дальше побрел один. Уок смотрел ему вслед, думал: вот сейчас придет — и будет латать свой старый пустой дом…

После ланча Уок поехал в клинику «Ванкур-Хилл».

В лифте поднялся на четвертый этаж, сел на кушетку в приемной, пролистал глянцевый архитектурный журнал. Особняки в минималистском стиле, естественный свет и белизна не опошленных деталями поверхностей — квадрат стекла на квадрат оштукатуренной стены, ни намека на устаревшую плавность, ни единой извилины — впрочем, как и в мозгах счастливых собственников. Уок втянул голову в плечи, стараясь скрыть лицо от соседки, хотя она, совсем молодая, так же, как и он, страдала от предательства собственного тела, так же, как и он, не понимала, за что ей это.

Услыхав свою фамилию, Уок вскочил и бодро прошагал к кабинету — никаких внешних признаков, никто не догадается, что считаные часы назад его мучила боль почти невыносимая.

— Таблетки не помогают, — сказал он, усевшись перед врачом.

Безликий кабинет. Единственный намек, что прием ведется живым человеком, а именно доктором Кендрик — это фотография в рамке; да и та развернута от пациента.

— Снова рука беспокоит, мистер Уокер?

— Не только рука. Все тело. Утром по полчаса в кучку собираюсь, чтобы с постели встать.

— Но в других аспектах у вас ведь нет ухудшений? Вы по-прежнему легко ходите, можете улыбаться?

Против воли Уок улыбнулся. Доктор Кендрик улыбнулась в ответ.

— Пока только руки и плечи немеют, но ясно ведь, что скоро начнутся проблемы с ходьбой, мимикой и прочим.

— И вы до сих пор никому не говорили?

— Они всё спишут на алкоголь.

— А у вас проблем с алкоголем, конечно, нет?

— При моей работе злоупотребление спиртным невозможно.

— Вы ведь понимаете, что сообщить придется.

— Чего ради? Чтобы меня перевели бумажки разбирать?

— Почему сразу бумажки? Мало ли занятий.