День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

В конце улицы показалась Бразонская больница — несколько мрачных монументальных корпусов, которые четко выделялись на фоне багрового неба, как на старых кроваво-красных плакатах.

Выйдя из машины, Ивана снова учуяла гарь от сожженных лоз и дерева, которая никуда не делась. Крошечные частички раскаленного угля, точно огненные насекомые, впивались в одежду, прожигая ее насквозь. Ивана раздраженно замахала руками, стараясь избавиться от них, как отгоняют назойливых комаров, и направилась к главному корпусу.

Пройдя через холл, облицованный бежевой керамической плиткой, она вынула из кармана план здания, который набросала ей Стефани, и, следуя ему, попала во внутренний двор с высохшим резервуаром, напоминавшим, по словам той же Стефани, бассейн в окружении открытых галерей с колоннами.

Левая галерея. Иване чудилось, будто она шагает по каменным плитам заброшенного античного храма, посвященного какому-то грозному языческому идолу, чьи жрецы наделены тайным зловещим могуществом. Отто Ланц стал первым в череде загадочных приверженцев этого культа. За ним последовали другие: целая когорта неведомых врачей и немых служителей, совершавших жертвоприношения, — вплоть до Патрика Циммермана.

В конце галереи Ивана увидела дверь, которая вела к лестнице. Поколебавшись, она все же решила подняться. Удушливый запах гари уже не преследовал девушку, но его тотчас сменил новый — едкая вонь формалина, запах мертвых.

В глубине коридора она увидела новую дверь, перечеркнутую лентой ограждения. Ивана надела специальные нитриловые перчатки — второй подарок Стефани, — повернула дверную ручку, включила фонарь и вошла.

Квадратная серая комната, с пятнами сырости на стенах и трещинами на потолке. Два хирургических стола из нержавейки. Маленькое смотровое окошко, выходящее в камеру, где, очевидно, сжигали трупы. Оранжевая виньетка — яркая, напоминающая мякоть апельсина.

Ивана обвела лучом фонаря это мрачное помещение и вдруг почувствовала, что ее бьет дрожь. Куда только подевалась ее решимость: она умирала от страха. Ноги стали ватными, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться на вращающийся столик с забытыми на нем инструментами. Инструментами, которыми рассекали плоть, пилили кости… Сюда Посланники свозили на внедорожниках невинных, ничего не понимавших детишек, — наверно, те даже радовались такому неожиданному развлечению. Этих несчастных, осужденных на жертвоприношение, маньяки клали на стол и впрыскивали им смертоносный яд — или анестезирующее средство. Ивана всем сердцем надеялась, что укол действовал достаточно быстро, подозревая, что безумие Посланников могло побудить их отдавать на заклание еще живых детей.

Ее сотряс рвотный позыв. Теперь она понимала, что расследует не одно или несколько убийств, а подлинный геноцид, сознательное уничтожение определенной категории человеческих существ.

Ивана стала искать взглядом другую дверь, но ее не было. Тогда она вернулась обратно в коридор и обнаружила слева какой-то проход. Ее страх мгновенно усилился. Чего именно она боялась? Ведь все злодеи мертвы. По крайней мере, троица главных виновников. Что касается остальных, они, вероятно, сейчас подбрасывают топливо в костры или ведут сплоченную битву с пожарными и жандармами на виноградниках.

Коридор загромождали стулья. Ивана пробралась между ними, миновала обшарпанный туалет, потом какую-то каморку — видимо, кладовую, и третье помещение, из которого попала в зал, облицованный керамической плиткой, где не было ни мебели, ни окон.

И вот наконец справа еще одна дверь. Наверно, именно нужная — поскольку она оказалась запертой… И вдобавок обитой железным листом. Значит, высадить ее невозможно. А под рукой нет ничего, кроме этих дурацких стульев. Ивана вынула из кобуры револьвер и прицелилась в дверной замок, отойдя как можно дальше, на случай рикошета.